Юрий Корчевский - Лекарь

Фильм закончился внезапно, и оба были рады. Выйдя из маленького кинозала, Вера сказала:

— Никита, хорошо, что фильм короткий. Ещё немного — и я бы убежала. Страшно!

— Для того тебя ремнём и пристегнули. Жалко только, пакетов не дали, как в самолёте. Меня в одном месте замутило.

— Ой, я думала, только меня одну!

Впечатления были столь сильны, что весь вечер Никита и Вера обсуждали коллизии немудрёного фильма. А потом — полуночные игры в постели. Правда, в эту ночь они угомонились быстро — около двух часов. Сказалась предыдущая бессонная ночь. И Никита хоть сегодня поспать успел, а вот Вере не довелось — были экстренные операции.

Утром Никита проснулся один. Вера убежала на работу, оставив на кухонном столе записку: «Спасибо, но сегодняшней ночью я буду отсыпаться дома. Целую. Вера».

И в самом деле — чего гнать лошадей? Не подростки ведь.

Никита позавтракал, убрался в квартире. Всё же нехорошо — гостья приходит, должен быть порядок. А затем в магазин — надо пополнить запасы продуктов.

Едва он успел закрыть дверцу холодильника, выложив продукты, как раздался звонок мобильного телефона. Никита сразу узнал — звонит завотделением Денис Юрьевич, мелодию вызова он поставил своеобразную.

— Слушаю, Денис Юрьевич!

— Похоже, Никита, отпуску твоему конец пришёл. Знаю, знаю — не догулял. Но мы зашиваемся. Сегодня утром массовые поступления из-под аварии. Грузовик в маршрутку врезался. Жду в отделении.

Такие экстренные вызовы бывают нечасто, но случаются. Никиты вздохнул. Похоже, отпуск закончился. Если вызывают, значит, хирургов не хватает. И даже если всех прооперируют, всё равно надо будет делать перевязки, капельницы и прочее лечение.

Никита быстро дошёл, почти добежал до больницы. В коридоре каталки стоят с пострадавшими, стоны, суета.

— Где заведующий? — спросил Никита у пробегавшей санитарки.

— В операционной, моется.

Никита сразу направился туда.

Заведующий хирургией был в предоперационной и мыл руки, готовясь к операции.

— Никита, — едва увидев его, сказал Денис Юрьевич, — я с Трояном — на операцию. У кого конечности поломаны, те в травматологии. Игнатов на больничном сам, потому посмотри тех, кто на каталках в коридоре. Похоже, внутреннее кровотечение. Я бы и сам, да времени нет.

Заведующий кивнул на операционную, где на столе лежал пациент. Анестезиолог уже накладывал маску на его лицо, начиная наркоз.

— Понял.

Никита прошёл в ординаторскую, переоделся в халат, переобулся, вымыл руки. Постовая сестра уже ждала с историями болезни.

При массовых поступлениях пациентов главное — отсортировать. Наиболее тяжёлых, требующих экстренного вмешательства, отправляют в операционную в первую очередь. Уже затем обрабатываются пациенты с травмами полегче, которые жизни не угрожают. Другое дело, что разобраться сразу бывает затруднительно.

Как правило, пациенты с лёгкими травмами шумят, кричат, стонут, требуют внимания и немедленной помощи. Вид их на человека неподготовленного, с улицы, производит ужасное впечатление. Если есть травмы головы — даже небольшие ссадины — то кровит обильно, пациенты пугаются, скандалят. А уж если родственники сопровождают, то крик и хватание доктора за грудки обеспечены.

Больные тяжёлые лежат тихо и обычно безучастны из-за массивной кровопотери в брюшную или грудную полость, боятся пошевелиться.

Никита вышел в коридор, к каталкам. Беглого взгляда ему хватило, чтобы понять: мужчина на каталке в углу — самый тяжёлый, кандидат на серьёзное вмешательство. Лицо бледное, потное, дышит часто, сипло.

К нему и направился хирург.

Когда он проходил мимо каталки, на которой лежала крашеная блондинка средних лет, она неожиданно схватила его за руку.

— Доктор! Меня посмотрите! Я истекаю кровью!

— Немного попозже, — Никита освободил рукав.

— Я буду жаловаться на ваше невнимание и халатность! — блондинка уже визжала.

— Есть более тяжёлые больные, — мягко сказал Никита.

— Я этого так не оставлю, — не унималась блондинка, — я работаю в администрации!

У неё явно начиналась истерика. Но Никита уже стоял у каталки с мужичком.

Короткого осмотра хватило, чтобы понять — оперировать надо срочно. Похоже на пневмоторакс или гемоторакс. Это когда в плевральную полость попадает воздух или кровь и сдавливает лёгкое, не позволяя человеку дышать. Так часто бывает, когда сломаны рёбра и их острые края рвут плевру. По-хорошему, надо везти на рентген, но, похоже — времени нет.

— Везите в операционную.

— Стол занят, там же Денис Юрьевич оперирует.

— Ах да! Тогда в малую операционную. И звони анестезиологам, а также в оперблок — пусть операционную сестру выделят.

Пока Никита мыл, обрабатывал руки и надевал стерильное бельё, пациенту успели дать наркоз.

— Можно! — кивнул анестезиолог.

Никита обработал операционное поле йодом, сделал широкий разрез чуть выше места травмы, где красовалась небольшая гематома. И чуть не выругался. На простыню хлынула кровь из плевральной полости. Так и есть — гемоторакс! В плевральной полости скопилось не меньше литра крови, сдавливая лёгкое.

Электроотсосом Никита осушил полость, расширил разрез. Вот и повреждённое лёгкое. Вроде и кровит не сильно, а только раздвинул края, так обильно. Ладно, хоть не артерия.

— Шёлк шить!

Никита перевязал сосуд, затем ушил лёгкое, тампонами осушил плевральную полость. Сухо. Он ушил рану, перевязал.

— Как давление?

Анестезиолог доложил:

— Девяносто на пятьдесят, пульс частит — сто двадцать.

— Для такой кровопотери — почти нормально. Капайте реополиглюкин, пятипроцентную глюкозу.

Никита снял в предоперационной окровавленное бельё, вымыл руки. Передохнуть бы пару минут, да уж больно блондинка скандальная.

Он вышел в коридор.

— Ой, спасите, умираю! — увидев его, закричала визгливым голосом пациентка.

Как и предполагал Никита, на теменной области была рассечена кожа, причём ранка линейная, небольшая — сантиметра два всего. Это называется «много шума из ничего».

В процедурной, куда завезли каталку, Никита положил два шовчика.

— Перевязать — и в палату, — распорядился он. Надо было осмотреть третьего пациента.

На каталке лежал подросток. Лицо в крови, но после того, как медсестра вытерла его стерильным тампоном, повреждения оказались не так уж велики: рассечена губа и несколько глубоких ссадин. И лицо какое-то знакомое.

— Дядя Никита, вы меня не узнаёте?

Никита всмотрелся повнимательнее.

— Данила? Из третьего подъезда?

— Узнали!

Подросток был из одного дома с Никитой.

— Страшного у тебя ничего нет. Маленько подштопаем, и будешь как новенький.

— А больно будет?