Вадим Денисов - Таймыр. Трилогия

Остался лишь страх за близких, главный подвижник ежедневной бытовой активности. Потому что твои близкие тоже перестали бояться, но так же переживают — за тебя. Люди начинают чувствовать друг друга остро и моментально, не дают совершать ошибки и вовремя замечают любую опасность. Вот так и появляется коллектив по-обыденному смелых людей, способных осваиваться на враждебных землях.

Если бы на месте Димки оказался Игорь Лапин, склонный к историческим параллелям-аналогиям, то он наверняка подумал бы, что точно так же исчезал обезоруживающий, парализующий волю к сопротивлению страх у многих людских поколений первопоселенцев и первоосвоителей, разбросанных по всем уголкам изведанной Ойкумены.

Этот феномен отлично знали буры Африки и трапперы Северной Америки, золотоискатели и жители сибирских фортов, южноафриканских кордонов и застав по рекам Оранжевой и Лимпопо, первые белые торговцы Соломоновых островов, обитатели енисейских и обских станков и острогов, воины-землепашцы из надтеречных станиц в предгорьях и семьи горцев вокруг высокогорных боевых башен Кавказа…

Все они могли выжить, лишь занимаясь привычной работой. Той самой «рутиной». В этом и был их гениальный способ выживания, в обыденной работе, а не в стоянии сутками у бойницы с мушкетом. И тогда окружающие тебя враждебные силы поймут, что ты сюда пришел всерьёз и надолго. Для того, что бы прокормить себя и свою семью, они должны были научится пахать, сеять, ремесленничать и охотиться, пасти стада и строить жильё, невзирая на ежедневную вероятность появления смертельной опасности — боевого отряда команчей или набеговой банды чеченцев-абреков, группы свирепых следопытов-хантов или вольных кочевников-якутов.

Первопоселенцы всегда интуитивно понимают и принимают всю сложность философии стоицизма Марка Аврелия. Жизнь делится на составляющие, которые никто не в состоянии контролировать (и здесь требуется все твое мужество), и составляющие, кои можно и нужно контролировать (а здесь требуется особая осмотрительность). Эта философия — часть их бытия. У поселившихся на диких землях людей просто нет другого выхода, как перестать пугаться и начать готовиться. Ибо от паники к удаче вас, уважаемый, ведёт простая и известная истина: «Vis pasem — para bellum» — «Хочешь мира — готовься к войне».

И горе не готовому.

Сегодня Димка решился на давно запланированную вылазку. Стоял чудесный день, почти безоблачный, чуть ветреный, немного прохладный для лета, но прекрасно подходящий для прогулок. Утром неподалеку от них через реку спокойно переправилось небольшое оленье стадо. Люди переправились в час дня.

В очередной раз Квест подумал, что где-то тут всё-таки должна быть обычная деревянная лодка или же, что более вероятней — «ветка», традиционной лёгкое судно огромного Енисейского края. На своём берегу он её пока не нашел.

Через полчаса они все втроём стояли возле скалистого выступа у северного склона большого оврага, поросшего густым ивняком. Еще одна груда камней, пониже и пожиже, находилась на соседнем холмике в ста пятидесяти метрах к востоку. Тот холм был некрасивый, да и низкий. А вот с этого холма-скалы в бинокль отлично просматривалась и вся река до поворотов, и свой берег с одинокой хижиной, над трубой которой еле заметно змеился дымок, брод-переправа и даже статуя деревянного идола. Гораздо лучше себя чувствуешь, если родной угол совсем рядом.

Скала была странной формы.

К ней путники подошли буквально крадучись, с опаской вглядываясь в длинные тени. Как бы расколотая пополам, она состояла из двух огромных, почти одинаковых половин, поставленных вертикально. Неплохое место для охотничьей засады, кстати… Это Квест приметил еще на подходе. Плоская каменная плита (напоминающая могильную), лежала на дне узкой щели в скале. У самого основания скалы стены «разлома» имели два природных отверстия, слово бойницы: одна через реку на юг, другая — на север, на бесконечную россыпь темных озер в тундровой долине.

Обзор отличный, а тебя не видно! Если тут засесть с винтовкой, то можно держать оборону эффективно и долго. Но желания делать в этом месте засидку, поджидая стадо оленей, у Димки почему-то не возникло. И даже не из-за могильной плиты. Он был совершенно уверен, что твари появляются именно отсюда! Из-под скалы, из-под плиты или из старого заросшего оврага. Чёрт его знает! Но откуда-то отсюда… Больше не откуда, вкруг этой возвышенности малопригодная для обустройства логова болотистая тундра, хаотично разбитая озерными оспинами. Где-то здесь у них «лаз». Во всяком случае, заходить внутрь Квест почему-то не стал, так, нагнулся посильней посмотрел, и будет.

Конечно, они снарядились: еда, аптечка, фляга. И ружье, и винтовка были заряжены серебряными патронами, стояли на предохранителях. Еще несколько штук поистине бесценных патронов — у каждого в карманах курток, наготове. Вообще само слово «патрон» постепенно превратилось для маленького коллектива в символ. Символ душевного спокойствия, удачи и сытости. Выходя из «хижины на перекрестке», Квест, еще раз похлопав себя по правому карману, значительно отметил, повторяя малоизвестные, но часто цитируемые Сержантом слова Николая Урванцева, сказанные геологом в его исторической экспедиции по Северной земле:

— В хороших руках патроны здесь все равно что продовольствие…

Но сейчас им было не до охоты, и в самом начале похода вся алертность группы была направлена лишь на возможное появление «зверей». Хотя никаких сопутствующих признаков не наблюдалось и не предвиделось — их опыта было уже достаточно, чтобы предусмотреть это. Постепенно успокоились.

— Дима! — громко позвала Наташа, — Посмотри, тут какие-то надписи на стене! Закопчены… Ой! Здесь очаг старый.

Он оглянулся.

— Что там? — моментально отозвался тот, приблизившись. — Ната, ну я же тебя тысячу раз просил, держи девочку рядом, не давай ей болтаться дальше метра… Алёнка, веревкой привяжу!

Женщина торопливо повернулась, цепко схватила и не думающего никуда убегать ребенка за руку. Вот так-то лучше, здесь стоит перестраховаться. Чужой это берег.

Квест посмотрел. Ну, насчёт «надписей» — это слишком громко сказано. Каракули на внешней стороне одной из скальных плит более были похожи на какие-то примитивные петроглифы, состоящие из странных сочетаний «стрелок», «косых» и «скобок», сориентированных, как показалось мужчине, совершенно произвольно.

— Ничего тут понять невозможно, — сварливо бросил Димка, — только мозг сушить..

Очаг находился не внутри укрытия, как можно было бы предположить, а снаружи, с западной стороны холма. Когда меж умело подогнанных камней в последний раз загорался упрямый тундровый огонь — и предположить невозможно, даже белесой зольной пыли не осталось меж аккуратных щелочек. Зато чуть в стороне от скалы имелось относительно современное кострище. Сооружено оно было на скорую руку, никаких «очагов», — тут пелись песни нашего века! Несколько коротких обгорелых поленьев и рядом с ними пара неиспользованных, заготовленных и привезенных явно с противоположного берега — возле этой скалы росли лишь три невысоких, изогнутых ветром лиственницы, старых, если не древних. Пеньков не было.