В. Бирюк - Найм

Вот в Рябиновке меня встретили радостно. Охрим, стрелок местный, аж прослезился.

Пустынно здесь как-то. Потаня с семьёй у меня, кузнеца с семьёй я убил. Домна — у меня, Доман… в сортире… нечаянно утонул. Ни Ольбега, ни Марьяны не видать. Яков… Ага, вижу, вышел на крылечко поварни. Хромает ещё. И рукой машет. И чего это тут у них?

Мы чуть припоздали: встреча сторон на высшем уровне — уже началась. Два десятка матёрых «пауков» расселись за столами нашей едальни, прихлёбывали наше пиво и хмуро слушали одного из своих ораторов. За отдельным столом разместились Аким с Яковом и старшим конюхом.

— Здрав будь, славен боярин Аким Янович!

И, как в Киеве учили, шапку — долой, правую руку с шапкой — к сердцу, поклон — поясной. Пауза на «раз-два-три». Выпрямиться, смотреть прямо, весело, встать вольно, не скособочившись. Это — «сыновний» поклон. Можно было бы и поуважительнее: руку с шапкой от груди в пол. Но… нефиг было на прощание ругаться. Дед всяких цырлих-мырлих — не любитель, но вежество понимает. Вижу — понял. Теперь в другую сторону, селянам — поклон.

— И вам, люди добрые, здравствовать.

Шапка в руках, поклон головой и плечами на полчетверти. Типа: вижу, уважаю, но могу и в морду дать. Мужики, половина — седобородые, восприняли. Они, конечно, этикету не обучались, в версалях на паркетах не выплясывали, но суть просекают быстро. Такой быстрый говорок пошёл. Возмущённо-обиженный. Перетопчитесь. Я вас тут «примучивать» буду. Уже начал.

— Как пришёл? Сухо-то на дороге? Дела какие, заботы? Сынок.

Вежливый, пустой разговор. Полу-пустой — объявлен, подтверждён мой статус. И чисто вежливый вопрос, ответом на который капнем собеседникам на мозги.

— Благодарствую, батюшка. На дороге — сухо. А дело у меня простое: хочу кузнецу своему здешнюю кузню показать.

Чистенько. Продемонстрировано полное согласие в семье. А то были слухи всякие. Дед Перун ещё мог вообразить, что нас с Акимом можно до крови столкнуть. Теперь таких иллюзий быть не должно. И про кузню… «Указать место»: мы ваши дела, конечно, понимаем. Но у нас и свои есть, не договоримся с вами — мы плакать не будем.

— Дык какой же то кузнец? Мелковат у тя мастер. Ни бороды, ни силы, ни ума-опыта. Соплёй перешибу. Малой — молот не потянет. На что такому дитятке кузня? Ему бы как козлику молоденькому — по лужку попрыгивати да травушку-муравушку пощипывати. Гы-гы-гы…

Кто-то из «пауков» сразу пошёл в атаку. Какие же они предсказуемые! Прокуй за моим плечом — набычился, кулаки сжал. Против всех драться — для него привычно. Погоди парень, разговоры разговаривать — моя забота. Топаем, не торопясь, к акимовскому столу. Берём налитую кружку. И негромко так, скучно, через плечо:

— Я гляжу, дядя, ты мастеров — своими соплями меряешь. А не делом их. А по виду судить… Вот тебя, к примеру, если совсем обрить, так ты козликом молоденьким всё едино не станешь. А будешь старым, толстым, бритым козлом. Да ещё — с соплей.

Остряк начинает бухтеть: «ты чего сказал?! Ты меня как назвал?!». Начинает вставать с лавки, соседи начинают осаживать его за рукава. Стандарт: «держите меня все, а то один не удержит» — русская народная пословица. Но шашечку свою — я зря не взял. Обиженно бурча, он начинает усаживаться.

Тут, с другого стола кто-то из пауков отвечает на его риторический вопрос «как назвал?». Слова «старым», «бритым» и «козлом» — сохраняются. Остальные характеристики расценены как излишне комплементарные и заменяются на более выразительные. Надо запомнить. А то эдак и похвалишь кого против собственного желания.

Снова вскакивание, попытки добраться до обидчика, возня с придерживанием, но не сильно — рукава же можно порвать, обмен любезностями. «Сам такой» в нескольких вариантах. Ритуал. Один ритуально пошутил, другой ритуально оскорбился, четверо ритуально воспрепятствовали кровопролитию. А время идёт.

— Прокуй, походи по двору, посмотри кузню, там рядом изба кузнецова — тоже глянь.

Аким вздёргивает нос. Я — снова дурак: на чужом дворе давать своему слуге команду сунуть нос в хозяйское майно… Меняем тему «пока не началось».

— Так об чём разговор-то шёл, Аким Янович?

Если он мне сейчас ответит так это… «по-басалайски» — шапку в охапку и… наплевать и забыть. В смысле — до ближайшего удобного случая. Смотрит, думает. Губами пожевал, лицом по-мягчал. Ну, Аким, твоё решение. И дело не только в твоём гоноре и моей неучтивости от бестолковости.

Риск здесь — твой. Если у «пауков» замятня начнётся — жечь первым они будут тебя, твою усадьбу. И позор — тоже твой. Если мы их подомнём, то люди скажут:

— Вот, Ванька за пару месяцев вотчину построил, а дед старый — и за девять лет не сумел.

То, что это ещё не вотчина, то, что только вдвоём мы это сможем сделать, то, что я ведь, правду говоря, на готовенькое пришёл — про это не вспомнят. Это — не ярко, это — не подвиг. Девять лет твоей жизни, твоего труда тебе же в упрёк и поставят. Ну, Аким, что скажешь? По уму или по душе?

— Да вот, мил сыночек Ванечка, люди добрые пришли просить. Чтоб было всё — как прежде было. По-соседски. По старине.

— Это как? Как когда я вот здесь, вот у этого стола, Хохряка с сыном зарезал?

Мужики потрясённо оглядывают полы и стены — ищут следы «злой сечи», «пятна крови густой».

Ну, положим, Хохряка — не я резал. Его тогда только Ивашкина гурда в последний миг остановила. Но это я поломал его планы, угробил двух его сыновей и похолопил третьего… Это я в тогдашнем горячечном полубреду понял его задумку и спровоцировал за чужой меч схватиться. И от чужого меча — умереть. Смерду за клинок браться… перед воинами опоясанными… летальный исход — наиболее всего вероятен.

Это — полезное напоминание. Когда смерд с боярином говорит — смерду это полезно помнить. У кого — сошка, а у кого — шашка. И в чём — разница. «Помни своё место». Ты — хлебопашец, а я — «Зверь Лютый». Моя смерть — у тебя в амбаре. Зимой, может быть. Если я там хлеба не найду. А твоя — сегодня, на острие моего клинка.

Эх, жаль шашечку не взял.

— Нет. «По-прежнему», по старине — это как было, когда мы в прошлый раз сюда пришли. Ты ещё на крыльце стоял. Дочку Кудрину, Пригоду — показывал. Помнишь?

Эмоции действуют на людей по-разному. Не у всех мозги выключаются. Вот и Хрысь здесь голос подаёт. Он — «в разуме, в твёрдой памяти». И других туда же приводит. Ну что ж, пройдёмся «по волнам нашей памяти».

— Как же не помнить. Подлещики на реке в тот день хорошо брали. Вот такие попадались. Всё так и осталось. Вон — речка наша, в ней рыба так же ходит. Только вода та утекла. Верни ту воду, Хрысь. Тогда и разговор — тот будет. А ещё подыми из земли Кудрю с сынами, да Хохряка с сынами, да иных из односельчан твоих, кто от волхвов смерть принял, да тех, кто от пруссов помер… Верни воду, Хрысь. А коль не можешь — будем говорить не по старине, а по-новому. Как оно ныне есть. А нет… Я с Елно Марану привёз. Расспрашивала она про ваше селище. Интересовалась. Ну, так как? Пустить её к вам?