В. Бирюк - Найм

И все знают, что будет дальше: владетель будет чего-то требовать от тиуна, тиун — от смердов. Смерды требуемое делать не будут. Они-с… дистанцируются-с… Поскольку:

— Власть же! Эта… ну… дураки и сволочи.

Владетель будет наказывать тиуна. Пороть-с и рукоприкладничать-с. Тиун будет ругаться с соседями, те будут исподтишка ему гадить…

Хрысь научиться смотреть не в лицо, а в пол, мять в руках шапку, тяжело и заунывно вздыхать, произносить длинный ряд бессмысленных «эта» и «ну», носить рваный армяк поверх толстой поддёвки. А Аким привыкнет бить по этому армяку кнутом или палкой, ругаться матерно и искренне удивляться:

— Экие ж дураки у меня в вотчине! Остолопы царя небесного.

Всё — штатно, типично, рутинно. Так, поколение за поколением, строится существование основной части русского населения основную часть русской истории, так формируется существенная часть «русского национального характера».

Ну почему ж так? Почему спицы — «расписные», а колеи обязательно — «расхлябанные»? Потому что «спицы» — для себя, а дорога — для людей? «А народец-то у нас — дрянь. А людишки-то у нас — премерзкие…».

Одна деталь мелкая — камешек в колее. Камешек по имени Ванька. Потому что я попадун хренов! Потому что я в школе учился! В 20 веке. И книжки кое-какие читывал. А ещё — смотрел, думал. Я не знаю «как» — как сломать этот «национальный характер». Но я знаю, к чему это приведёт! У меня вся это хренова русская/советская классика в ушах звучит! У меня эти чёртовы художники-передвижники — в глазах стоят! Со всеми их… «Униженными и оскорблёнными»…

«Так жить нельзя!». Как — «льзя» — примерно представляю. Но вот как перевести из одного состояния в другое? «Каким каком»?… Не знаю я. Остаётся — «смотреть, думать». Аборигенов внимательно слушать. Может какая-то очередная «эта… ну…» приведёт к собственному прозрению?

Я прислушался. Аборигены бурно обсуждали коренной вопрос современности: кому осенью собирать орехи в пограничном орешнике.

Между Рябиновкой и «Паучьей весью» есть орешник, в котором регулярно осенью происходили драки. Сначала туда из обоих селений приходили детишки и бабы, которых у «пауков» было значительно больше, которые и выгоняли оттуда рябиновских баб и детишек. Потом подтягивались мужики. С тем же успехом. Потом приходил Аким с «верными» и оружными…

Екатерина Вторая в 1767 году провела общенациональные выборы в «Уложенную комиссию» с целью «выяснение народных нужд для проведения всесторонних реформ». Однако уровень «говорливости» «народных избранников» превысил все допустимые рамки. Восемь первых заседаний было посвящено лишь тому, как назвать императрицу в благодарность за её инициативу по созыву комиссии. В результате долгих дебатов из всех предложений («Наимудрейшая», «Мать Отечества» и т. д.) был выбран тот титул, который и сохранился в истории — «Екатерина Великая».

Здесь — похоже. Поговорить на Руси любят не меньше, чем в «вольном городе Черноморске». У Екатерины отдача была в форме Пугачёвщины. Мне это… нафиг-нафиг. Так что быстренько меняем этот… плюрализм «ореховых» мнений на конкретику порабощения.

— Пойдём-ка, Хрысь в кузню. «Холопскую гривну» примеришь.

Бурное общенародное обсуждение «ореховой проблемы» было резко и болезненно прервано. Мужички вспомнили. Кто тут — «ху», и как оно всё — «is». Хрысь затравлено посмотрел на односельчан, получил в ответ очередную кучу сочувствия в форме новых вздохов и жужжаний. Тяжело вздохнул и пошёл за мной в кузню. Хорошо, что хоть «руки за спину, лицом к стене» — у аборигенов ещё не на уровне инстинктов.

Второй раз в жизни прохожу эту процедуру. Но в Киеве — на мою собственную шею одевали, а тут — наоборот. Со стороны — интереснее. Но суеты больше.

Прокуй с порога кинулся рассказывать «как здесь всё плохо». И правда — потолок течёт, горн мокрый стоит, инструмента нет… Громко ругая своего предшественника, погоду, «их всех» и всю страну в целом, он, однако, нашёл обломок железного обода от бочки, согнул, с помощью выдернутого из толпы подошедших следом «пауков», мужика, в подходящий размер, пробил дырки в концах.

Хрысь, красный от собственных переживаний, общего внимания и неудобной позы встал на четвереньки, долго примащивался к носку наковальни. Прокуй никак не мог правильно положить концы ошейника: то плечо можно зацепить, то ухо мешает. Наконец, точный удар его молотка разбил вставленную в проушины заклёпку. По кузне поплыл звон металла. Похоронный звон личной свободы одного русского человека…

Человек этот сидел на земле возле наковальни, ковырял в ухе пальцем и тряс головой — прямо в ухо грохнуло.

— Эдак и оглохнуть можно.

Давешний остряк выразил своё соболезнование. Хрысь зло глянул на сочувствующего, но ответ озвучил я:

— Точно, дядя. Спасибо, что подсказал. Как придёт твой черёд у наковальни раком становиться — шапку войлочную принесёшь. Как в бане, чтобы ухи не попортить. А зря ты над моим кузнецом насмешничал: глянь, с одного раза заклёпку расклепал. Хочешь — на тебе ещё разок проверим?

Хрысь сидел на земле, красный чуть не до слёз. Когда взрослый матёрый мужик чуть не плачет… Странное сочетание угрюмости, озлобленности, набыченности… И полной, какой-то детской растерянности, обиды… Потерявшееся, заблудившееся, брошенное дитя. Брошенное и выброшенное своим родным «миром». Ещё один «попаданец поневоле». Попаданец в холопы. «Обнять и плакать». Или — напутствовать? Как же мне тот кузнец в Киеве тогда сказал?

— Ну, Хрысь, с обновкой тебя, с гривной. Здрав будь, хлоп рябиновский.

Я несильно стукнул дрючком по выступающим склёпанным концам железного обруча на его шее. Говорят, в рыцари посвящают ударом меча по плечу. А в холопы? Ударом палки по ошейнику? Должны же быть какие-то «волшебные слова», какие-то ритуальные «пляски», знаменующие качественный скачок: смерть человека — рождение раба.

Судя по общему вздоху присутствующих, мой набор ритуальных действия — воспринят как правильный.

Люблю делиться личным опытом. Здесь, в «Святой Руси» у меня этого, чем я люблю делиться, с гулькин… ну, положим, нос. Но вот по этой конкретно теме уже могу сказать: «Плавали, знаем».

— Не трёт ошейник-то? Ты, Хрысь, как домой придёшь, тряпку чистую возьми и железку замотай. А то железо ржавеет, натирает… Шея может чирьями пойти. И тряпку эту меняй почаще. Чтоб была почище.

«Ставь птицу» — спрогрессировал прототип подворотничка. Открыжили.

«Была бы шея — хомут найдётся» — русская народная мудрость. Другая такая же: «Счастье — это когда хомут не трёт шею». Я человек незлой — пусть Хрысь будет счастлив.