Михаил Ланцов - Маршал

– Да, – кивнул Шапошников, – вполне разумно.

– Получается, что если Советский Союз останется в стороне, – подвел черту Молотов, – то любое развитие событий в Испании оказывается для нас неблагоприятно.

– Но даже если мы вмешаемся, победить мы не сможем, – дополнил его Тухачевский.

Все обернулись на него.

– Почему? – Слегка поправил пенсне, спросил Берия.

– Потому что нам не дадут. – Все также спокойно и выдержанно продолжал продвигать свою позицию Тухачевский. – Великобритании и Франции второй форпост коммунизма не нужен, тем более под боком. Если мы начнем вмешиваться, то получим, безусловно, сильное возмущение, так называемой "прогрессивной европейской общественности". Но, до тех пор, пока республиканские войска не начнут одерживать решительную победу, вряд ли кто-то решится на что-то большее, чем словесное осуждение. Для Великобритании и Франции важно максимально ослабить Германию, Италию и Советский Союз, а ничего лучше войны не ослабляет. Ведь это серьезные траты. Для Германии и Италии наше участие на стороне их противника до какого-то момента будет выгодно. Это серьезно повысит реалистичность проверки новых систем вооружения и тактических схем. Ведь участие РККА в качестве их противника на голову, а то и на две превосходит милиционные части Испанской республики. Но, повторюсь, до определенного предела, после которого это может превратиться во что-то большее, чем военный конфликт в Испании.

– И что вы предлагаете? – Смотря все тем же прищуренным взглядом, спросил Сталин, выглядевший, впрочем, уже заинтересовано.

– Протянуть как можно дольше подписание договора о невмешательстве, ссылаясь на что угодно, например, на некорректные формулировки. За это время осуществить ограниченные поставки современного вооружения для республиканской армии и ограниченные же контингенты войск, оформив их, скажем, добровольцами-интернационалистами с самостоятельным командованием. И провести масштабные фронтовые учения и испытания новых видов вооружения, тактических схем и прочего. То есть, выполнить всю ту же программу, к которой стремится Германия с Италией, только без получения Испании в качестве союзника. Главное в нашем случае – дать командирам реальный боевой опыт, проверить теоретические наработки и максимально затянуть Гражданскую войну, потому как если она закончится быстро, то к началу Большой войны, Испания сможет выставить намного больше войск и осуществлять более масштабные поставки сырья с продовольствием. Кроме того, есть еще один очень важный нюанс. – Тухачевский слегка замялся на полуслове, но через несколько секунд продолжил. – У Испании есть золотой запас, который в случае всемерной политической и некоторой военно-технической помощи мы сможем взять на хранение.

Если мне не изменяет память, то Испания сейчас имеет четвертый в мире золотой запас, то есть, что-то порядка шестисот тонн. Все мы вряд ли сможем получить, но тонн четыреста – вполне. То есть где-нибудь в тридцать восьмом году, максимум в тридцать девятом мы сможем закупить на эту сумму в том же США новейшее промышленное оборудование. – Все присутствующие в зале слушали этот монолог молча и внимательно. – Кроме того, нам ничто не мешает в ходе Гражданской войны осуществлять закупки ценного сырья по удобным для нас ценам в уплату за оружие.

Тот же вольфрам вряд ли он будет лишним. Я полагаю, что если мы не сможем создать из Испании своего союзника, то должны всемерно ее ослабить как противника.

Все разошлись, когда небо на северо-востоке стало наливаться синевой, – в июле светает рано. Сталин еще долго стоял у окна, любуясь подступающим рассветом и обдумывая основные моменты прошедшего совещания. "Этот Лазарь опять всех взбаламутил", – подумал он, попыхивая трубкой.

Конечно, это было явным преувеличением, но, надо признаться, Тухачевский сумел заинтересовать всех, включая Хозяина. Идея выглядело хоть и авантюрно, но очень заманчиво. Именно по этой причине 26 июля 1936 года, несмотря на выходной, по СНК СССР был издан приказ, положивший начало подготовительным работам по обеспечению розыгрыша дебюта "Испанской партии". Время поджимало, и уже вечером в Мадрид в срочном порядке вылетел Леонид Яковлевич Гайкис с пакетом документов, подтверждающих его права полномочного представителя при республиканском правительстве.

27 июля 1936 года. Москва. Болотная площадь. Лавочка. Вечер.

– Михаил Николаевич, – вкрадчиво поинтересовался Берия, – отчего вы вчера на совещании не просились в Испанию? Ведь хотели же.

– А меня туда кто-нибудь отпустит? – Улыбнулся Тухачевский. – Вы же не хуже меня знаете, что после всего произошедшего мне до конца не доверяют, а я сам нахожусь в очень плотной проработке вашего ведомства. Предположу, что вы если не каждый день, то регулярно слушаете доклады о том, что нового нашли сотрудники НКВД по моей персоне.

– Реалистично, – усмехнулся Лаврентий Павлович. – Часто замечаете моих сотрудников?

– Изредка. Просто когда знаешь, что за тобой круглосуточно следят, их не так и сложно обнаружить.

– Вам ведь никто не говорил о том, что вас не выпустят.

– Но никто и не давал понять, что я смогу поехать. Тем более что туда совершенно точно прибудет Троцкий, с которым у меня появится возможность встретиться. Как я понимаю, это совершенно нежелательно.

– Вы правильно понимаете, – невозмутимо ответил Берия. Выдержал небольшую паузу, после чего продолжил. – Михаил Николаевич, вы сильно изменились, кардинально поменяли свои взгляды на многие вопросы. Это сейчас видят уже все. Кроме того, вы фактически прекратили общаться со своими бывшими товарищами. Мне непонятно, это попытка их уберечь в случае вашего краха, или предательство?

– Предательство своего дела и своих товарищей?

– Да. Насколько я знаю, вы всегда были весьма амбициозны, стремясь к карьерному росту. Я не понимаю причин, которые вас так сильно изменили. Кардинально. Вы не только стали думать по-разному, но и даже себя вести.

– Считаете, что я не Тухачевский? – Спокойно спросил Михаил Николаевич, невозмутимо взглянув в глаза Берии, который только лишь слегка сверкнул своим пенсне, выражая некоторое удивление.

– Не буду лукавить, – произнес Берия, – мы провели экспертизу после покушения и установили вашу личность. Ситуация была более чем подходящей. Так что никакой подмены мы не предполагаем. Иначе бы все было по-другому. Однако вы очень сильно изменились. Врачи, говорят, что голова – это темное место и как она на самом деле работает, никто не знает. Впрочем, пояснив, что обычно, при нахождении человека на грани жизни и смерти, таких разительных изменений не происходит.