Михаил Ланцов - Смерть Британии! Царь нам дал приказ

— Вы правы, — кивнул Алессандро Грациани. — Нам не нужно вступать в войну при таком раскладе. Это форменное самоубийство. Особенно сейчас, когда у нас возникли вопросы в отношении душевного здоровья русского Императора. Ни вы, ни я не можем поручиться за то, что он не попытается потопить в крови наши земли после поражения. Если уж он своих дочерей не пожалел, то нам явно рассчитывать не на что.

— И как мы поступим? — улыбнулся Альфред.

— Мы? — удивленно поднял бровь Вильгельм.

— Вы же не думаете, что Испания останется в стороне? — усмехнулся хитрый Ротшильд. — Признайтесь, вы боялись того, что, вступив в войну с русскими, получите удар от меня в спину. Вот, по лицам вижу, что боялись. На самом деле все просто. Моя позиция направлена на то, чтобы предотвратить бойню мирового масштаба. Я хорошо знаю Александра — он страшный зверь: опасный, умный и абсолютно безжалостный. Не нужно вставать на пути между ним и его добычей.

— Вы хотите позволить ему что-то прирезать к поистине бескрайней Российской империи? Куда уж больше? Мне часто кажется, что он и так владеет половиной земного шара. Ненасытное чудовище, — Вильгельм был крайней раздражен предложением Альфреда.

— Не кипятитесь, любезный друг. Весь XIX век идет борьба за гегемонию в мире. Франция с ее амбициями разбита. Германия слишком слаба, чтобы претендовать на это звание. Италия — тем более. Испания? Ох, мы бы и хотели, но отлично понимаем, сколько продержимся против русских в случае военного конфликта. Они ведь с ума сходят всей страной последние лет пятнадцать… После тех приснопамятных реформ — фактически революции, которая прошла без лишней стрельбы и баррикад. Остались только два игрока, способные сразиться за титул мирового гегемона. Это Британская и Российская империи. И мы, господа, нужны Лондону, чтобы просто не проиграть. Но ведь вы понимаете, что даже если мы выступим единым фронтом, затяжную войну нам не выдержать. А руины, которые останутся после медленного, но обстоятельного прохождения русских войск по Европе, — это далеко не мир моих грез. Поэтому нам нужно отдать Москве на съедение Лондон, после чего начать строить добрососедские отношения. Боюсь, что прежде чем этот колосс разрушится от внутреннего загнивания, мы все с вами будем давно съедены червями. Нам не по силам подобная ноша.

— Вы хотите предложить нам предать Британскую империю? — спокойно и невозмутимо спросил Алессандро Грациани.

— Никак нет. Просто, после того как русские объявят им войну, на которую Лондон всеми силами нарывается, исключить их из состава Североатлантического альянса как государство, которое своим недостойным поведением компрометирует истинных европейцев.

— А это разве не предательство? — удивленно спросил Вильгельм.

— Да боже мой! Называйте, как хотите, — возмутился Альфред. — Главное, в войну не ввязываться. Я вам подсказываю аккуратный вариант. Десятки миллионов погибших немцев и итальянцев, я думаю, не то, что вам хочется увидеть. Или вы рассчитываете, что обойдетесь меньшей кровью?

— Бисмарк считает, что в Германии после Большой войны с русскими может остаться едва ли десятая часть мужского населения половозрелого возраста, — задумчиво произнес Вильгельм.

— А что скажут остальные участники альянса? Что скажет народ? — спросил невозмутимый Алессандро. — Мы ведь последние полтора десятилетия старались, как могли, развивая уважение к нашим союзникам. Нас могут не понять.

— У нас еще есть время. Пусть уж лучше нас не поймут, чем мы потеряем Европу, которая не перенесет звериной натуры русского медведя. Вы ведь слышали?

— О чем?

— Александр три дня назад предложил Государственному совету новый герб Империи. Грубый щит с красным полем и огромный коричневый медведь, стоящий на дыбах с хитрой улыбкой, огромными когтями и эрегированным фаллосом.

— И все?

— Да. Простой герб. Но согласитесь, картинка говорит сама за себя.

— Зачем же он отказывается от византийских традиций?

— Во время нашей последней беседы Александр объяснил свое нежелание следовать традициям Византии тем, что Российская империя многократно превзошла по своему могуществу как Первую Римскую империю, так и ее восточную часть. «Мы вышли на новый уровень развития, — произнес он. — Ни Рим, ни Константинополь уже не могут нам передать даже частичку своего могущества в символах. Выше нас будет только тот, кто сможет полностью объединить планету».

— А он заносчив, — усмехнулся Вильгельм.

— Ему сорок лет, и он знает что делает. Вне зависимости от того, как мы поступим, за двадцать лет сложится ситуация, при которой даже вся остальная планета, объединившись, не сможет противостоять русским. Вопрос только в цене и том, сможем ли мы это увидеть или уже будем лежать в могиле.

— Так он хочет объединить планету?! — воскликнул Алессандро Грациани.

— Я думаю, да, — уверенно кивнул Альфред. — Хотя он этого никогда не говорил.

— Ха! — усмехнулся Вильгельм. — Ничего у него не выйдет.

— Посмотрим, — лукаво улыбнулся Альфред. — Впрочем, это вопрос перспектив. Давайте подведем итог нашей беседы. Вы готовы поддержать меня в желании избежать вырезания европейцев как вида?

Вильгельм с Алессандро думали долго. Минут пять. Молча и вдумчиво, лишь напряженно пожевывая губами и с грустью смотря на свои чашки с чаем.

— Пожалуй, Италия с вами, — медленно, выжимая из себя каждую букву под колючим взглядом Вильгельма, говорил Александр.

— Не хочешь бороться? — спросил с едва скрываемым презрением германский Император. — А как же идеалы фашизма?

— Идеалы фашизма не включали в себя стремление к уничтожению доверившейся тебе нации из-за собственной гордости и бараньего упрямства.

— Ха! — начал было шутку Вильгельм и осекся под спокойными льдинками взгляда Алессандро. В этих глазах читалось слишком многое…

— Неужели все так бесславно закончится? — уже совершенно спокойный Вильгельм обратился к Грациани.

— Уже закончилось, — все так же спокойно произнес Алессандро. — Незнакомы с китайской игрой «го»? О, вижу, знакомы. Да, мода русского двора в наши времена популярна. Так вот. В этой игре задолго до конца партии прозорливый игрок может сказать, кто выиграл и кто проиграл. И после определенного хода никакая гениальность не способна избавить сделавшего неаккуратный шаг от поражения. Представьте, что вы знаете, что уже умерли, однако вам на осознание отвели некоторое время. Страшно? И мне страшно. Но когда вы поведали нам разведданные про аэропланы, кирасиров, зенитные средства и крепостные ружья… Я понял, что партия проиграна. Мы просто не успеваем. Этот разрыв будет расти дальше как снежный ком, усугубляясь нашими финансовыми проблемами. Да, можно попробовать играть дальше, но это лишь приведет к потере пешек и времени. Мне жутко от этой мысли. Мы проиграли. Увы.