Евгений Токтаев - Дезертир

– Я уже понял, какой он у тебя глазастый, давай дальше. Почему ты сразу решил, что это пираты?

– Не сразу. Но надо же проверить, мало ли. Они приближались со стороны открытого моря, и я знаешь, что подумал?

– Что?

– Штормом их отнесло далеко в открытое море. Они возвращались к берегу, но едва нас заметили, как повернули на север. А ветер как раз в этом направлении попутный, я уже под всеми парусами иду. Пока они свои ставили, приблизился.

Из рассказа Дециана выходило, что удирали от него два совсем небольших суденышка. Одним из них оказался шестнадцативесельный акат. Судно, в общем-то, не военное. Купцы на таких ходят, из тех, что позажиточнее и может позволить себе кормить команду гребцов. Хорошая посудина, не чета парусникам. Не страшен штиль и всегда есть неплохие шансы убежать от пирата. Сначала Дециан даже и мысли не допустил, что акат может иметь отношение к серторианцам и, скорее всего, не стал бы его преследовать. Если бы не идущее рядом второе судно, в котором римляне с немалым удивлением опознали любимую киликийскими пиратами гемиолию.

– Гемиолию? Что это? – переспросил Тиберий.

– А это, дружище, весьма хитроумная штука. Можно сказать, на ней все разбойное могущество киликийцев построено.

При всех своих талантах, человеком Лидон был сугубо сухопутным, тогда как Дециан, прослужив в классиариях с тех самых времен, как Гай Марий допустил в легионы бедняков, считал себя настоящим морским волком. Центурион любил поговорить о морских делах, особенно, когда среди собеседников не было моряков, которые могли бы высмеять те небылицы, которые он иногда развешивал на ушах доверчивых слушателей. Впрочем, в этот раз он не стал ничего сочинять сверх меры.

Несколько веков назад киликийцы осчастливили пиратское братство изобретением. Взяли судно с двумя рядами весел, убрали половину скамей-банок верхнего ряда, освободив носовую часть, настелили там сплошную палубу. Получилась гемиолия. Отличное оружие в умелых руках. В погоне за добычей гребли полтора ряда весел. На открытой носовой палубе собирались застрельщики, которым не мешались банки под ногами. При сцеплении с жертвой верхние гребцы бросали весла и также вступали в бой, а нижние готовились в случае неудачи проворно отработать назад. В государственных флотах гемиолии не применялись, там в ходу была гигантомания.

Кормчий "Реи Сильвии", сицилийский грек по происхождению, оценив опытным взглядом пиратское судно, заявил центуриону, что там около шестидесяти гребцов. А на квинкверемах римлян – по триста.

Римляне поставили все паруса. Квинкверемы имели три мачты, считая носовую наклонную, под малый парус-долон. Либурны – двухмачтовые.

– Ну, значит, погоня началась. Вижу, гемиолия держит дистанцию. Хотя там впятеро меньше гребцов, но и судно гораздо легче, подвижнее квинкверемы. У нас ведь и машины и стрелковые башни. А вот акат начал отставать. У него и гребцов совсем мало и паруса небольшие, особенно носовой долон левантийского покроя, треугольный, именуемый акатионом. Он хорош для маневрирования, но не способен обеспечить большую скорость.

– Ты не отвлекайся, про особенности разных парусов как-нибудь в другой раз расскажешь. Дальше что?

– Что дальше... Я занялся акатом. "Рея Сильвия" и "Теллур" взяли его в клещи, зашли с обоих бортов. Я пиратам кричу – сдавайтесь, а они отвечают, что, дескать, мы мирные купцы.

– Может они действительно мирные купцы?

– Ха! Тогда я царь египетский!

– Ну и как, сдались?

– А куда им еще деваться? Вожак у них все пытался отбрехаться. Так утомил своими стенаниями, что пришлось ему в глаз разок заехать. Меня ведь не проведешь. Я пиратскую мразь за милю чую. Всех их согнали на "Рею Сильвию", три десятка моих классиариев сели на весла аката, ну и домой пошлепали.

– А гемиолия? – спросил Лидон.

– А-а... – махнул рукой центурион, – плюнул я на нее. Не догнать. Опять слишком сильно от берега отошли, а и ветер стал снова крепчать. С нашей мореходностью только и встречать бурю в открытом море...

– Я, конечно, не моряк, чтобы советовать, да и сделанного не вернешь, но что, если ты совсем уж мелкую рыбешку поймал? Бестолковую? А крупная ускользнула?

– Да тебе для допроса народу за глаза хватит.

– Может и хватит, только не все могут рассказать нечто ценное. Ладно, чего впустую рассуждать. Давай глянем на твой улов.

– Я привел двоих, – сказал Дециан, выглянул из палатки и приказал ожидавшим снаружи конвойным легионерам, – заводите.

Ввели пиратов. Лидон встал из-за стола, обошел его и присел на край, сложил руки на груди, с интересом рассматривая пленных.

Один – муж в самом расцвете сил. Лет тридцать пять на вид. Гладко выбрит, причем бритва отменной остроты прошлась по его лицу всего пару дней назад и щетина только-только проявилась. Выглядит неважно. Видно, что в глаз ему заехали вовсе не разок. Видать и ногами попинали.

Другой – полная противоположность. Он бородат. Борода не слишком длинная, аккуратная. Стало быть, не отпускает ее расти, как придется, тоже следит за собой, как и первый. Она несколько скрадывает возраст, но все равно видно, что ее обладатель тоже достаточно молод. Бритый – в эллинском хитоне и кожаной безрукавке поверх. Бородатый одет в длиннорукавную фракийскую рубаху и войлочную шапку со сбитым вперед верхом.. Никаких украшений, цепей, наборных поясов или браслетов. Хотя, может быть, здесь уже легионеры потрудились.

Дециан шагнул к Аристиду и негромко произнес:

– Если на этот раз не будешь причитать, что ты несправедливо задержанный купец, упростишь жизнь и себе и нам. Может даже получится так, что оная жизнь впереди у тебя не так уж и коротка.

– Не буду, – пообещал Аристид.

– Вот и славно. Ну тогда рассказывай, кто ты такой?

– Несправедливо задержанный купец, – бодро ответил Аристид.

– Остроумно, – отметил Тит Варий и впечатал кулак в солнечное сплетение Аристида.

Тот согнулся и прохрипел:

– Я же не причитал...

– Погоди, Тит, – остановил центуриона Лидон, – успеешь кулаками помахать. Это вожак?

– Он самый.

– Вряд ли киликиец, – поделился наблюдениями корникуларий, – в тех краях говорят на "александрийском" диалекте, да еще часто сдабривают речь словечками азиатов. А этот говорит, как коренной афинянин.

– Ишь, ты, – восхитился центурион, – всегда поражался, как это ловко у тебя выходит.

Когда Аристид продышался и выпрямился, корникуларий подошел к нему и заглянул в глаза. Смотрел долго, не говоря ни слова. Аристид не выдержал, попытался отвести взгляд, но столкнулся с испепеляющим взором Дециана. Лидон усмехнулся и посмотрел на второго пленника.

В отличие от Аристида, державшегося с показной бравадой, Квинт стоял с каменным лицом и смотрел прямо перед собой, казалось, не замечая никого и ничего вокруг. Лидон некоторое время изучающе рассматривал и его. Затем спросил Дециана: