Евгений Токтаев - Дезертир

Аристид сел на табурет... Нет, не так. Аристид придвинул табурет к столу и вальяжно развалился, облокотившись боком о столешницу. Закинул ногу на ногу и почесал небритое горло.

– У вас тут, случайно, нет брадобрея?

– Не думаю, что тебе удастся воспользоваться его услугами, – спокойно ответил Лидон, со снисходительной улыбкой наблюдавший за "представлением".

– Жаль, – Аристид театрально вздохнул, зевнул, – ну так что ты еще хотел от меня услышать? Вряд ли я расскажу что-то интересное.

– Думаю, расскажешь, – ответил следователь, – мне, уважаемый все про тебя интересно. Не часто, знаешь ли, удается встретить столь интересного собеседника.

– Спрашивай, я весь к твоим услугам, – благосклонно промолвил Аристид.

Лидон некоторое время молчал, потом негромко пробарабанил пальцами по столу.

– Полагаю, ты не станешь отрицать, что столь спокойное пребывание в пиратских портах, о котором ты упоминал, требует некоторой осведомленности о тамошних нравах и обычаях?

– С этим трудно спорить, – кивнул Аристид.

– Думаю, и о взаимоотношениях киликийцев с соседями всякий купец, ведущий торговлю в тех местах, тоже неплохо осведомлен?

– И здесь ты не ошибся.

– Очень хорошо. В таком случае, расскажи-ка, любезнейший, что творилось в Патаре в то время, когда вы прибыли туда, покинув Родос. Полагаю, много любопытного. Лукулл готовился к противостоянию с Митридатом на море, склоняя на свою сторону всех недовольных понтийцами. Привлек и Ласфена. Никогда бы не поверил, что обитатели Пиратского Берега могли проигнорировать сие событие.

– Да, действительно, пересудов вокруг оного хватало. Однако я не понимаю, к чему тебе эти сплетни пятилетней давности? Столько воды с тех пор утекло. Сейчас Пиратский Берег уже не тот, что прежде.

Лидон наклонился вперед.

– Зная прошлое, можно лучше понять настоящее. Если почтенный купец, уроженец востока, вдруг решает связать свою судьбу с западом, это настораживает.

Аристид прищурился.

– Какое мне дело до твоей настороженности? Доказательств нашей вины нет, на лжи ты меня не поймал. По какому праву вы все еще удерживаете нас? Вы, римляне, любите похваляться своими совершенными законами, но в отношении моей команды творите беззаконие. Я требую...

– Твои справедливые требования будут удовлетворены, – перебил его Лидон, – когда я опрошу всех твоих людей. А до той поры...

– ..пользуйся нашим гостеприимством, – с усмешкой подхватил Аристид, демонстративно повел плечами и потер запястья.

Лидон неожиданно улыбнулся.

– Ты прав. Я был невежлив, прошу прощения.

Он встал, прошел куда-то вглубь шатра, за занавеску и вернулся, держа в руках глиняный кувшин и чашу-фиал. Поставил чашу перед Аристидом, налил вина.

– Местное. Уверяю тебя, очень даже приличное.

– Что же ты принес только одну чашу?

– Я на службе, – улыбнулся Тиберий, – но ты пей. Не бойся, не отравлю.

Аристид выпил. Дернул уголком рта.

– Ну как?

Аристид покривился.

– Так себе.

– Ты еще не распробовал, – Лидон налил снова, – уверяю тебя, это почти фалерн.

Беседа переключилась на достоинства вин. Для ее поддержания в нужном русле Тиберию все же пришлось выпить. Он внимательно следил за собеседником, не забывая подливать. Третья чаша. Четвертая. Аристид не выглядел пьяным.

– Ладно. Я готов признать, почтенный Тиберий, что это вино восхитительно. Ты убедил меня. Сказать по правде, у меня нет сил сопротивляться. К тому же на пустой желудок... Немного кружится голова. Все-таки, что ты от меня хочешь?

Его язык совершенно не заплетался, что заставляло Лидона нервничать.

– Расскажи мне все.

– Все?

– Все, что сможешь вспомнить. Что это за городок, Патара. Какие люди там живут или бывают.

– Ну, не знаю... С чего начать?

– Просто поведай, как вы прибыли туда, что делали там. Мне интересно все.

Аристид задумчиво поскреб подбородок, подпер щеку кулаком. Лидон терпеливо ждал, глядя на собеседника немигающим взором. Наконец тот заговорил. Начав неспешно, размеренно, постепенно он разошелся и словно забыл о Тиберии, полностью окунувшись в воспоминания. Рассказывая об одном, часто увлекался какой-либо деталью, в итоге сползая на другую тему.

Будучи полностью захвачен рассказом, Аристид на следователя не смотрел. А вот Лидон, напротив, изучал его лицо очень внимательно.

"Что ты за человек? Искусный игрок, льющий в уши сладкий мед полуправды, в которой так легко увязнуть, не заметив того? Или просто бесхитростный пустозвон, который путается в собственных мыслях?"

Жизненный опыт подсказывал Лидону, что не стоит умножать сущности, скорее всего верным окажется последнее предположение. Но он гнал эту мысль, не желая возвращаться к скучной рутине быта легионного канцеляриста. Тиберия охватил азарт...

Дом этот все в Патаре, да и не только в ней, называли Царским, хотя ни к кому из царей отношения он не имел. Вся Ликия, долгое время принадлежавшая то Селевкидам, то родосцам, уже давно считалась независимой. Право это подтвердил римский Сенат, объявив ликийцев "друзьями римского народа". Случилось это в конце Македонских войн. Римляне навязали Ликии не слишком обременительную клиентелу, провинцией своей ее не считали, в отличие от соседних Памфилии и Киликии. Несколько городов области состояли в союзе, столицей которого всеми признавалась Патара. Царя в Ликии с древнейших времен не было. А Царский дом был.

Хозяином этого величественного трехэтажного здания, отделанного розовым мрамором, украшенного белоснежными ионическими колоннами считался человек, обладавший на всем побережье от Ионии до Сирии куда большим авторитетом, нежели Митридат или римский наместник в соседней Киликии.

Не осталось среди живых человека, кто помнил бы времена, когда Зеникета, не опасаясь за сохранность языка, причисляли к людям, о которых говорят: "никто, и звать никак". По пальцам одной руки, пожалуй, можно было бы сосчитать седовласых мужей, кто некогда называл его вожаком. Несколько больше народу еще коптило небо из тех, для кого он был вождем. Разбуди любого пьяницу на Пиратском Берегу посреди ночи или наутро, в жесточайшем похмелье, и он, нашарив в гудящей голове самые почтительные слова на какие способен, упомянет имя Зеникета, непременно присовокупив к нему – "царь". И даже те из пенителей моря, кто могуч настолько, что способен не сгибая спину находиться в обществе некоронованного владыки Пиратского Берега, никогда не произнесут его имя без должного уважения. А если осмелятся – придется доказать свою силу. Непросто это будет сделать.

Сам же пиратский царь частенько стал задумываться о том, не взять ли ему следующую высоту, которая подвластна лишь величайшим из царей. И даже предпринял некоторые шаги в этом направлении, обосновавшись, для начала, на горе Феникунт, Ликийском Олимпе. Пустуют ныне резиденции в неприступных крепостях, Корике и Коракесионе.