Евгений Токтаев - Дезертир

Ольха замолчала.

– А что было потом? – прошептал Квинт.

– Через год скордиски пришли в набег большой ратью. Тарабосты собрали ополчение, дед тоже ушел, а дочь вручил заботам старейшины с которым водил дружбу. Вышло так, что малые отряды скордисков просочились, не встретившись с войском тарабостов, и принялись разорять оставшиеся без мужчин-защитников села. Тот самый вожак нагрянул. Так ему хотелось дедову дочь, что он пообещал жителям села не трогать их, пусть только выдадут женщину. Старейшина рассудил, что в том будет меньшее зло, чем стольким людям умирать из-за красивой бабы. И выдал...

Дальнейшее Квинт в общих чертах угадал прежде, чем Ольха рассказала.

Даор друга своего убил, а селян проклял. Ушел, два года отсутствовал, а потом вернулся. Он нес на руках годовалую девочку со светлыми волосами и вел в поводу коня с волокушей. На волокуше лежала молодая женщина. Она была при смерти. Тут и умерла.

Ольха молча смотрела на мерцающий огонек лучины. Квинт не торопил ее.

– Я, конечно, ничего этого не помню, но дедово проклятие сбылось. Захирело то село. А дед ушел от людей в лес. Проклятие его помнили и боялись. Приходили за помощью, когда сильно припекало. И втайне ненавидели.

– Когда он умер?

– Два года назад.

– Отчего?

– Простудился зимой и сгорел. Не смогла я его выходить, старый он уже был. Видать срок Сабазием отпущенный вышел. Я с тех пор почти не встречалась с людьми. Думала, вспомнят обо мне, будут мстить. Деда они очень боялись, а я кто? Девчонка сопливая.

– Вспомнили?

– Вспомнили, да не те. Сдуру как-то на глаза попалась одному сукиному сыну.

– Кто он?

Ольха не ответила, покачала головой.

– Расскажи, прошу. Он обидел тебя?

Девушка довольно долго молчала, но, все же решилась рассказать. Квинт чувствовал, что, несмотря на все свои страхи, Ольха истосковалась по людскому обществу. Он часто видел, как она беседует со Спартом, а пес сидит и внимательно слушает. Вот только поддержать беседу не может.

– Нет. Он сватался...

– Сватался?

– Да. Он владетель Керсадавы, важный человек, богатый. Прошлым летом наткнулась я в лесу на привал охотников. И он там был. Видно, люди знатные, конская сбруя дорогая, сами все в расшитом платье, хоть и охотники. Золотые браслеты, гривны шейные. Фаретры [110] Фаретра (греч.) – сума-чехол для стрел. Считаю, использовать это слово здесь уместнее, чем тюркское "колчан", скифо-персидское "горит" или славянское "тул". разноцветным бисером украшены. Кони ухоженные, статные. У коматов я никогда таких коней не видела.

Он сделала паузу. Квинт терпеливо ждал.

– Они взяли кабана и пировали. Уже пьяные были и этот человек, он... Смеясь, навстречу поднялся. Качало его изрядно. Иди, говорит, к нам, девка. Я испугалась и давай бежать. Слышу, за спиной гогочут. Думала погонятся, но не стали. Удержали его другие.

– Удержали?

– Я слышала, кто-то имя мое назвал. Узнали. Видать, решили поостеречься ведьмы.

Она опять замолчала. Квинт попробовал угадать, что было дальше.

– Потом он снова приходил?

– Да. Один приехал, без свиты. В такую даль. До Керсадавы отсюда день пути. Видать, крепко приглянулась я ему. Подошел с опаской.

– Наплели всякого про ведьму, – догадался Квинт.

Ольха кивнула.

– Мне Веслев про него много чего рассказал. Разного... Зовут его Асдула Скарас. Веслев предупредил, чтобы остерегалась я. Недобрый это человек.

– И что ты?

– Ну, убедилась, что недобрый. Прогнала я его. Даже не я. Спарт прогнал. Боялась, что вернется.

– Он вернулся? – спросил Квинт.

– Нет. Веслев еще приходил, я ему открылась. Он сказал – не до меня сейчас. Война пришла. А потом уж я тебя нашла. С тех пор никто не появлялся. Ни Асдула, ни Веслев.

– А кто такой Веслев?

– Охотник. Дедов друг единственный. Навещал меня изредка.

– Он тоже к тебе... – осторожно проговорил Квинт, но не закончил фразы.

Ольха улыбнулась.

– Нет. Он друг.

Она отвернулась. На теплой печке грел пузо кот. Хозяйка, не мудрствуя, звала его Меу. Тусклый свет лучины отражался в двух немигающих желтых глазах. Возле лесенки, ведущей к двери, дремал Спарт.

Квинт коснулся пальцами ее запястья. Девушка вздрогнула. Посмотрела на него.

– Я не дам тебя в обиду, – прошептал Квинт.

Она улыбнулась. Не насмешливо. Смущенно. И решилась. Наклонилась над Квинтом. Светлая прядь, выбившаяся из косы, коснулась его лица.

– Мое имя – Берза. Это... Не знаю, как будет по-эллински. Это такое дерево с белой корой.

"Мое имя".

В другой ситуации Квинт, возможно, улыбнулся бы – что не имя, то дерево. Но не теперь.

"Не всякому называют".

Он оценил ее откровенность.

– Бетула?

– Что?

– Бетула, береза. Так на моем языке.

– Красиво звучит.

– Можно звать тебя так? Тебе подходит.

– Нет, не надо. Я не хочу, чтобы меня звали на языке римлян.

– Почему?

– Они – враги.

– Я – римлянин. Зачем же ты спасла врага?

– Я не знаю... Но ты все равно не зови.

– Хорошо, не буду. Берза...

– А как тебя зовут люди?

– Квинт.

– Тоже красиво звучит. Что это означает?

– Пятый.

– Ты пятый сын у своего отца?

– Нет... То есть когда-то давно так и назвали детей, но теперь об этом не задумываются. Меня назвали в честь брата отца. А его в честь деда и так далее.

– Квинт... Нет, я буду звать тебя иначе.

– Как?

Она задумалась.

– Добрый волк нашел тебя. И ходит за тобой, как хвост. Наверное, боги как-то связали вас. Я буду звать тебя – Спартак.

Спартак. Он примерил к себе это имя, и оно понравилось ему.

– Берза... Ну и дураки мы с тобой, столько времени вместе, а даже не назвались друг другу.

– Вместе, – она усмехнулась, – один всю зиму бревном пролежал.

Он осторожно, но настойчиво притянул ее к себе. Мягкие холмики, скрытые под тонким льном прижались к его груди. Два сердца бились часто-часто.

– Колючий... – прошептала Берза.

– Хочешь, сбрею. Только надо нож хорошо наточить.

– Нет, не хочу.

Ее пальцы коснулись шрама под его ключицей, рубца на боку, скользнули ниже. Еще ниже.

Берза отпрянула от Квинта, перекинула через него ногу, уселась верхом. Потянула шнуровку рубахи на груди.

Его руки скользили по ее бедрам, увлекая за собой расшитый красными узорами белый лен.

Потом она приподнялась и опустилась. Зажмурилась. Медленно выдохнула.

– Спартак...

– Чего ты тут киснешь, Марк? – спросил Клавдий Глабр, поднявшись на крепостную башню захваченной столицы дарданов.

– Лучше уж здесь, чем в этом сарае, по недоразумению именуемом дворцом, – буркнул младший Лукулл, – тут хоть ветер голову прочищает. Устал я, Клавдий, здесь торчать.

– На мое место хочешь? Не завидуй, – ответил Глабр, – у меня эта бестолковая беготня по горам вот уже где сидит.