Евгений Токтаев - Тени надежд

Таис сделала еще один шаг навстречу.

"Твоя", – шевельнулись беззвучно губы.

Стена рухнула. Птолемей подхватил девушку на руки, словно невесомую пушинку, закружил...

Ночь все расставила по своим местам. Это была ночь памяти, они осторожно открывали друг друга заново, отдавшись во власть текущего по жилам огня, отворяющего уста для трех простых слов, уже сказанных когда-то давно, в другой жизни, на берегу звездного моря.

Они встретились буднично, даже холодно, но наутро уже и не вспомнили это глупое чувство настороженного недоверия, растворились друг в друге без следа.

Боги завистливы к радости смертных. Верно, от того, что сами не могут длить ее бесконечно.

– Ты уедешь сегодня?

– Я не могу взять тебя с собой. Я еду в Милет. Сначала – в Милет. Там меня ждет Неарх с флотом.

– Что же потом?

– Потом будет война.

– С персами?

– Не только. Созданное нами не нравится слишком многим. Острова мутит Мемнон с афинянами, персидские навархи залечивают раны, все новые силы прибывают с юго-востока, из Финикии. Антигон оставил меня здесь сторожевым псом, а хватать лиходеев за пятки сподручнее из Милета. Да и вряд ли я буду там сиднем сидеть. Пожалуй, меня ждет качающаяся палуба.

– Разве ты моряк? Есть же Неарх.

Птолемей не ответил. Встал с ложа, набросил хитон. Подошел к Таис, обнял ее за плечи, коснулся губами шеи.

– Не знаю, когда вновь увидимся. Увидимся ли... Не на веселую пирушку уезжаю.

– Я буду ждать тебя, ты – мое солнце.

Птолемей провел кончиками пальцев по распущенным волосам Таис.

– Я знаю.

Он подошел к двери, обернулся.

– Долгие проводы – лишние слезы.

– Я не буду плакать, – пообещала Таис, но глаза ее предательски блестели.

В конце весны второго года сто одиннадцатой Олимпиады [30] 333 год до н.э. Эллинский новый год начинался в первую декаду июля, таким образом второй год 111-й Олимпиады еще не закончился. Антигон Одноглазый оказался в положении совсем слепого: лазутчики приносили противоречивые сведения с востока и запада. Одни говорили, что на островах про Мемнона ни слуху, ни духу, словно в Тартар провалился, как вдруг родосец объявился на Лесбосе и осадил Митилену, присоединившуюся было к Союзу. Сколько у него людей и кораблей, откуда он их взял, никто толком сказать не мог.

Афиняне помогли Линкестийцу удержаться в Пелле, а теперь осаждали Амфиполь, пытаясь отобрать его у молодого Кассандра, успевшего укрепить город и устроить в нем большие продовольственные склады. Старший сын Антипатра держался в осаде уже почти полгода и мог с легкостью просидеть за стенами еще год. До ушей Птолемея дошли слухи, будто бы царь одрисов Севт собирает войско, чтобы... тоже отобрать Амфиполь у Кассандра. Для себя. Одрисы считали земли, на которых стоит город, своими. Узнав об этом, македоняне только посмеялись – Харидем и Севт собирались делить шкуру неубитого медведя. Пусть пободаются втроем, каждый сам за себя.

Неспокойно было и в Фессалии, где Менон, "герой" Фермопил, боролся с тремя или четырьмя конкурентами за титул тага. Афины ему в этой борьбе одной рукой помогали, а другой мешали, не заинтересованные в появлении очередного тирана с амбициями Ясона Ферского или Филиппа.

Бурлила Беотия, где уцелевшие фиванцы пытались восстановить свой город, а Платеи и Орхомен, готовые рубить головы уже за одни только разговоры об этом, сеяли смуту среди членов Коринфского союза.

Раздоры в рядах врага, это хорошо, вот только враг этот в данный момент для Антигона второстепенен, есть дела и поважнее. Мемнон. Хитрый, скользкий, как угорь. У него осталось почти пятьдесят триер, спасшихся в огненной буре, устроенной Неархом. Сколько на них может быть воинов? Тысяч пять? Не больше. А скорее всего, меньше. И с таким войском он полез на Лесбос? Что-то не верится. Значит, где-то еще набрал. Где и на какие шиши? На первый вопрос ответ простой – на мысе Тенар в Пелопоннесе, где лагерь людей, продающих свои мечи тому, кто больше заплатит, существовал уже сто лет и превратился в настоящий город. Там можно было за полдня нанять целую армию, были бы деньги. Откуда у Мемнона деньги? Тоже несложно догадаться. Не бросил, выходит, царь царей своего слугу, несмотря на все его неудачи. Не отобрал титул карана Малой Азии. Продолжает снабжать деньгами и людьми. Эх, вот бы взять тот корабль, на котором едут к родосцу золотые дарики... Только где его искать? Море велико, а финикийцы, что основу персидского флота составляют, мореходы хоть куда, к берегам не жмутся.

Собственно, полная неизвестность о том, что происходит на востоке, больше всего раздражала и злила Антигона. Лишь единицы криптиев-лазутчиков пробирались за Киликийские ворота или по Царской дороге в верхние сатрапии. Возвращались немногие, да и те приносили сведения обрывочные, туманные. Азия слишком велика и слухи, проходя огромные расстояния, разбухали от небылиц, как снежный ком. Щедро делились новостями купцы, прибывающие из Сирии и Финикии, никого не приходилось тянуть клещами за язык, вот только новости эти... Мягко выражаясь, противоречивые.

Великий царь собирает большое войско в Дамаске. Великий царь в Вавилоне и у него пятьсот тысяч человек. Нет, все совсем не так, царь в Сузах, ждет, когда подойдут бактрийцы и уж тогда выступит. Дарий пересек Евфрат у Каркемиша и идет в Киликию. При нем весь его двор, жены и триста тысяч воинов. Нет, не триста, а шестьсот, царь у южных границ Армении.

Войско Дария двинется в Малую Азию в начале лета, в середине, в конце, поздней осенью, вообще с места не сойдет в этом году, завтра будет под стенами Милета.

В таких условиях решение Антигона выступить в поход на Каппадокию по Царской дороге представлялось вполне логичным. Сидеть на месте, ожидая прихода персов глупо, встретить их желательно подальше от Ионии, дабы было, куда отступать в случае, если дела пойдут плохо. Лезть в Киликию, петляя по горным тропам и перевалам Тавра? Уж лучше идти равниной, по широкой и удобной дороге, где гораздо проще провести обоз, ведь македонян, приученных обходиться без оного в войске меньшинство. А там, поближе к противнику и сманеврировать проще.

Антигон отбыл в Сарды к собирающемуся там войску, а Птолемей уехал в Эфес на несколько дней, оценить тамошние дела. Встретив здесь Таис, Лагид задержался в городе дольше, чем собирался, но все же бесконечно лежать в постели с любимой женщиной он не мог. Необходимо было возвращаться в Милет и начинать активные действия против Мемнона. Конечно, от Эфеса до осажденной родосцем Митилены гораздо ближе, но флот союзников стоял на юге. Там удобнее гавани. Там сходятся сейчас основные торговые пути. Эфес – болото. Освобожденный от душащей тирании, он снова поднимется и достигнет былой славы, но не сейчас. Может все-таки взять афинянку с собой? Нет, невозможно. С ней он совсем размякнет и разленится. Его ждет война.