Михаил Королюк - Инфильтрация

— Ты что без формы? — встретила меня вопросом Тамара Борисовна. — А-а-а… — понимающе протянула, заметив мой синячище.

Я молча извлек из портфеля справку и протянул ей.

— Куда-то влетел или подрался?

— Влетел. Поскользнулся, упал… — заученно повторил я.

— Садись на лавку, — махнула она рукой.

Я послушно уселся на длинную низкую скамью и опять воткнулся в темы по инглишу.

Первыми в зал ворвались ребята и сразу затеяли нечто похожее на регби, которое, похоже, искренне считали баскетболом. Ближе к звонку начали впархивать девчата. С интересом изучил фигурки: трансформация в девушек началась у всех, вызывая стыдливую сутулость в попытках скрыть происходящие изменения.

Зря стесняются, конечно. Вон пусть берут пример с Наташки Кузенковой. Наша первая красавица вплыла в зал, гордо распрямив спину, и, как крейсер среди каботажных лоханок противника, принялась расстреливать суетливо задергавшихся мальчишек залпами своих стервозных карих глаз. Попавшие под артобстрел ребята вздрагивали и отдергивали взгляд, срочно начиная интересоваться всяко-разно важными вопросами — разволокненным концом каната, шнурками на кедах, баскетбольным кольцом…

Вот очередь дошла и до меня: приняв — видимо, на чистом инстинкте — максимально выигрышную при осмотре проекцию, Кузя взмахнула ресницами и влепила очередной залп из своих башенных орудий. Несмотря на всю готовность и жизненный опыт, меня слегка контузило — зачастило сердце, покраснели щеки, захотелось отвести взгляд.

«Сильна, чертовка!» — Я постарался непринужденно откинуться на стену и насмешливо усмехнулся в ответ.

«Осечка», — недоумением отразилось у нее в глазах. На мгновение изумленно замерев, Кузя парой легких шагов сократила дистанцию, чуть склонила голову, прицельно улыбнулась и саданула в меня взглядом с прямой наводки.

Я нагловато облизал ее взором с ног до головы.

Подойдя вплотную, она наклонилась, упершись ладонями в колени, и с веселым удивлением пристально осмотрела меня.

Странно, она же почти брюнетка, а на носу у нее россыпь мелких конопушек, правда, не рыжих, а темно-коричневых. Никогда раньше не обращал на это внимания.

— Ты, Соколов, как я посмотрю, много думать о себе стал, — ласково пропела она обвинительный приговор.

— Что ты! — не задумываясь, откликнулся я. — Как можно думать о себе, когда есть ты? Кстати, только сейчас заметил, что у тебя веснушки. Заба-а-авные… — с придыханием протянул я. — Кузя, зачем ты их от меня прятала, а?

Такого сопротивления от учебно-тренировочной мишени Наташа явно не ожидала и, недоуменно заломив брови, приступила к переоценке диспозиции. «Так тебе! — злорадно подумал я, разглядывая румянец досады на глянцевых щечках. — Это тебе не безоружные конвои топить в рейдерской атаке. На каждый крейсер найдется свой линкор».

Тут в спортзал влетела Зорька и, мгновенно оценив ситуацию, пошла на сближение, словно торпедоносец-камикадзе, взявший боевой курс.

— Аларм, — сообщил я вполголоса.

Кузя быстро оглянулась, слегка кивнула головой и, величаво распрямившись, так же вполголоса сверху вниз многообещающе бросила:

— Ты у меня еще взрыднешь, Соколов. — Свысока подарила прощальную улыбку и горделиво удалилась.

Я с облегчением вздохнул. Все-таки она создает вокруг себя слишком высокую концентрацию женского начала, как Джессика из мультика про кролика Роджера. И это всего лишь конец восьмого класса…

Света подошла, гневно раздувая ноздри, и взглядом распяла меня в перекрестье прицела. Я нервно сглотнул и молча развел руками. От дальнейших разборок спас длинный свисток начавшей урок физручки.

Минут за пятнадцать до большой перемены я почувствовал нарастающий голод и решился на просьбу:

— Тамара Борисовна, а можно я в столовую пока пойду?

— Только прямо в столовую, больше нигде не шляйся. — У нашей физручки я был на хорошем счету как спортивный мальчик.

Под завистливыми взглядами класса я стремительно дезертировал из спортзала. В буфете взял треугольный пакет витаминизированного молока на четверть литра, капустный салат и сдобную булочку с обсыпкой из сахарный пудры. За все про все — девятнадцать копеек. У прилавка с горячими блюдами протянул талон на двадцать четыре копейки:

— Добрый день, мне суп гороховый и бефстроганов с пюре.

— Соколов! — раздался из-за плеча смутно знакомый голос. — Ты почему не на уроке?

— И вам добрый день, Татьяна Анатольевна, — повернулся я к забавному колобку на ножках и ткнул пальцем в лоб: — Освобождение от физкультуры, Тамара Борисовна отпустила пообедать.

Директриса кивнула, принимая объяснение. Я забрал заказ, стянул с подноса с бесплатным хлебом один ломоть и устроился за столиком. Через минуту напротив уселась Тыблоко и принялась возбужденно мешать чай. Чем-то она напоминала растрепанного воробья после насильственного купания в луже.

— У вас сегодня классный час последним?

— Да, Татьяна Анатольевна, — подтвердил я и, чуть помедлив, спросил: — Что-то случилось?

— Случилось, — подтвердила она, злобно бросив чайную ложку на стол, звучно швыркнула чаем и замолчала.

— Секрет? — вежливо поинтересовался я для поддержания разговора.

— Уже нет… Все равно сегодня на классном часе будем обсуждать. Сокращают один девятый класс. — Она виновато посмотрела на меня, словно это было ее решение. — Будем сливать «А» и «Б»… А кто послабее — в обычные школы пойдут и ПТУ.

— Ого! Вот это новость! — изобразил я, как мог, изумление. — Неожиданно. Восемь лет углубленно изучать английский язык, чтоб потом пойти в ПТУ. Это ж сколько на нас уже потрачено средств.

— А я о чем! Я в райкоме то же самое говорила, все без толку… Мол, не хватает людей рабочих профессий, нечего заповедники элитные устраивать — все равны, — Тыблоко злобно пыхтела, постепенно повышая голос, — решение принято, извольте выполнять.

Я задумчиво дегустировал суп — вкусно, однако, хоть добавку бери.

— Сейчас начнется, — задумчиво протянул я. — Дикая природа, борьба за жизнь…

— Ну тебе-то особо беспокоиться нечего, если в последней четверти не съедешь по успеваемости… А так — да, начнется, родители побегут… — Она раздраженно бросила ложку на стол и, помолчав, добавила с тоской: — Еще этот вопрос национальный, проклятущий…

Я поднял бровь, прося разъяснений.

— Ну что ты не понимаешь? — с полтычка завелась она. — Сколько у вас евреев на потоке? И слабых детей среди них нет. У меня запросили средний балл по ученикам восьмых классов — они все по оценкам проходят. Восемь человек на тридцать два места! Двадцать пять процентов… — Она с досадой махнула рукой. — И что мне теперь делать? Кого не брать из твоего класса? Левицкую? Сам знаешь, лучшая ученица, первое место в городе по русскому языку. Резника? Дыскина? Они не сильно отстают от Левицкой. Симцевич? Так в объединенный класс проходят с десяток хуже нее по среднему балу. Оценки им за национальность я срезать не буду. Я так в райкоме и сказала.