Михаил Королюк - Инфильтрация

С минуту они молча осматривали друг друга. Автоматически включилась привычка оперативника составлять портреты и психологические профили объектов: усыпанная пигментными пятнами лысина подернута бесцветным старческим пушком, вытянутое костистое лицо со звездочкой старого шрама на правой скуле, тонкие бескровные губы и фанатично светящиеся холодные светло-голубые глаза. И выправка не изменилась после ухода лидеров — еще одно мелкое указание на то, что немощь умело аггравируется.

Потом Янис слегка улыбнулся, отчего его рот ощутимо перекосило влево, и сказал неожиданно густым голосом:

— Начнем, пожалуй…

Хозяин кабинета кивнул своим мыслям. Да, это тот самый случай, тревожный и необычный, выбивающийся из рамок обыденной рутины Конторы. Прокрутил в голове инструкцию и сел за стол переписывать рапорт и приложение. Затем, закрыв документы в сейфе, направился в «буфет № 1 от столовой № 1».

Ввиду вечернего времени в цековской столовой было малолюдно. Николай Ефимович взял ломоть тушеной телятины с грибным соусом, отварной картофель, обильно политый растопленным сливочным маслом и щедро присыпанный рубленой зеленью, румяный пирог с яйцом и капустой и клюквенный морс. Протолкнул поднос к кассе и негромко пожаловался кассирше:

— Эх, Тоня, так грибков солененьких иногда хочется — и нет. Сейчас бы белых груздочков соленых, с чесночком и сметаной…

На мгновение пальцы кассирши замерли над кнопками. Чуть пригнувшись, она метнула поверх своего агрегата короткий выцеливающий взгляд, став на миг похожей на ту себя прежнюю, гвардии сержанта пятой ударной, охотящуюся под Харьковом на вторую сотню фрицев, до того как осколок шального снаряда оторвал ей по колено левую ногу.

— С вас пятьдесят семь копеек, — опустив глаза, подвела итог.

Еще через одного посетителя она, оставив подмену «на пару минуток», неторопливо похромала в туалет. На обратном пути перед входом в зал остановилась у висящего на стене телефона, набрала заученный четырехзначный номер и негромко сказала в трубку:

— Седьмой просит встречи.

Выслушала короткий ответ, вернулась на свой пост и, встретившись глазами с неторопливо ужинающим Николаем Ефимовичем, поправила челку. Чуть заметно кивнув, он принялся за пирог.

Выйдя минут через десять из буфета, генерал прошел в сторону лестницы, но, вместо того чтобы начать спускаться, свернул в полутемную рекреацию, где между кадкой с фикусом и окном маячила невысокая плотная фигура. Тихо поздоровавшись, он достал из внутреннего кармана кителя сложенные вчетверо листы и со словами: «Все здесь» — передал. Визави крутанул руками какой-то неуловимый жест фокусника, и бумаги словно испарились. При этом Николай Ефимович затруднился бы с ответом на вопрос, в каком именно кармане или рукаве они нашли свое пристанище.

— Спасибо, товарищ генерал-лейтенант.

Николаю Ефимовичу было приятно услышать в голосе этого на первый взгляд совсем не опасного толстячка искреннюю благодарность. Они обменялись крепким рукопожатием, и оперативник Комитета партийного контроля удалился слегка подпрыгивающей резвой походкой.

Николай Ефимович глядел вслед и думал о том, насколько ошибочным может быть первое впечатление, особенно если опытный мастер специально поработает над его созданием. Хорошо, что они в одной команде и выступают на правильной стороне. Жизнь в общем-то удалась.

Примерно в это же время в особнячке на Самотечной маялся в ожидании решения по своему служебному письму начальник шестого отдела Оперативно-технического управления КГБ. Полковник был далеко не дурак и понимал, чем потенциально грозит ему прочитанное. Нет, конечно, никакой пули в голову или яда, как в дешевых шпионских романах, он не боялся, а вот поехать лет на пять-десять бороться с национализмом среди якутов — это реально. Закатают в глушь для профилактики, чтобы легче было работать на каналах вероятной утечки информации, — и все.

Через руководителя службы перлюстрации за годы прошло много выцеженных из почтовых отправлений сигналов. В этом письме, текст которого горел в мозгу, пугал объем фактуры. Обычные советские граждане не знают аббревиатур ГРУ и ПГУ, не говоря уже об управлениях «К» и «Т». Одно это сразу выделяло сигнал из массы: писал человек, серьезно знающий систему.

Верхняя чуйка подсказывала, что все указанные персонажи существуют, а значит… Тут полковник начинал путаться в рассуждениях, поскольку не мог придумать позицию, находясь на которой можно было хотя бы просто собрать воедино информацию о людях, занимающих такие должности в столь изолированных друг от друга организациях и подразделениях.

Инициативник с той стороны? Столько знающий и при этом выбравший такой чудовищно нелепый способ передачи информации? Опять не бьется…

Ладно, об этом пусть голова у председателя болит, а вот поедет ли жена, инженер-метростроевец, в тундру — это большой вопрос… И будет ли там музыкальная школа для дочки?

Короткий стук в дверь прервал его терзания, и в кабинет, козырнув, шагнули личный фельдъегерь председателя и капитан-порученец. Спустя минуту полковник с облегчением знакомился с резолюцией.

Почтовое вложение доставить мне, конверт — на комплексную экспертизу, результаты — лично мне.

Начальнику ОТУ КГБ генерал-лейтенанту Ермакову Е. И. взять с полковника Виноградского В. Н. и прапорщика Гусевой А. И. подписку по форме 6.

«Форма номер шесть, какая прелесть. „Никому, кроме председателя КГБ“. Ну и слава богу, — думал Виноградский, радостно избавляясь от жгущего ладонь письма. — Подпиской больше, подпиской меньше… На мне все равно уже печать ставить негде».

Офицеры ушли, а полковник еще некоторое время, расслабившись, медитировал за столом, глядя в угол справа от себя. Там истончался, развеиваясь, призрак тундры: сначала из видения стерся дальний речной плес, переходящий в короткий, окруженный глинистыми обрывами мощный перекат, потом стали сливаться, теряя четкость, разноцветные, разбросанные до горизонта пятна мхов, и лишь затем перестали тревожно качаться перед глазами сиреневые метелки иван-чая.

Вторник 29 марта 1977 года, 8:40

Ленинград, Красноармейская улица

Раз в месяц чуть покосившиеся глухие ворота, обычно надежно замкнутые толстой цепью, гостеприимно распахиваются перед желающими попасть во внутренний дворик школы. Сегодня как раз такой день — сдача макулатуры. Крокодил Гена в первой серии таскал металлолом, а современные октябрята, пионеры и комсомольцы спасают родные березки. Так безопаснее, а то некоторые энтузиасты могут и рельсы выкорчевать. Своими глазами, правда, в лихие девяностые видел на выезде из Питера указатель «Прием рельсов от населения».