Дмитрий Старицкий - Принц Вианы

Косяк, однако.

Надо взять на заметку и впредь меньше развлекать местный народ футурошоком. Ладно пока мы на барке, где практически все свои… А вот ежели еще где случится…

М-дя.

Чую, загорать мне придется между зубцами стен замка, выставив по углам боковое охранение.

Закончив с ногтями, отрезал я у дежурных шоссов те места, которые изображали носки, и показал Микалу, как нужно обметать и подшить нижний край. А сам занялся изготовлением «тормозов», благо портянки были длинные, и откуда оторвать две полосы суровой бязи шириной в три пальца, нашлось.

В армейской юности нам каждую неделю выдавали после бани чистое белье и портянки. Так вот, из-за самодельных «тормозов» некоторые полотнища напоминали формой носовые платки. Вот уж когда обидно ругались обделенные матросы с баталером, которым с нами служил турок-месхетинец из Средней Азии. До драки, правда, не доходило — силен был, зараза, и резкий как понос, несмотря на то, что росточком не вышел. Но после каждой такой выдачи запирался он у себя в каптерке и жалобно пел: «Гиль… Гиль…» Его тоже понять можно — ему из прачечной портянки мешками выдавали. Где там каждую портянку на длину рассмотришь, когда хохол-прапор считает их быстрее денежной машинки и тут же в мешок сует.

А фабричные «тормоза» — что на солдатские галифе, что на матросскую рабочую робу — делал вредитель, которому за такую конструкцию сразу десять лет расстрела без суда можно давать; шириной в сантиметр, и из такой тонкой и дерьмовой материи, которая сразу же загнивала и сворачивалась в трубочку. Ходить было просто невозможно. А без «тормозов» все торчало из сапог мешком, за что нас сурово дрючили отцы-командиры: не тот внешний вид. Вот и выходили мы из положения матросской смекалкой. В увольнение, правда, ходили не в робе, по нормальной матросской форме с ботинками, вот только куда там ходить было в этом богом забытом холодном городишке в тонких носках и кургузом бушлате…

Наконец-то все обметано и «тормоза» собственноручно мною пришиты, вызвав неподдельный интерес моей «скамейки» к такой несложной, но очень полезной конструкции.

Натянул шоссы (или теперь уже леггинсы?). Повертелся.

Однако «тормозами» шоссы лучше натягиваются, чем родными композитными «носками».

Подглядел я тут за местным модниками… Я худею, дорогая редакция. Шевалье д'Айю натягивает на себя эти шоссы тонкого сукна, предварительно хорошенько намочив, и высыхают они у него уже на ноге. Зато весь рельеф мышц на его тонких ногах — как скульптурный. Дамам, наверное, такое нравится.

Надел поверх пуфы, из которых давно уже приказал Микалу выкинуть всю паклю, а то уж вид был больно педерастический: два шарика на заднице, из которых торчат цыплячьи ножки. Намотал портянки и вбил ноги в сапоги, отвернул вниз раструбы ботфортов по методу киношных мушкетеров господина Дюма. И остался своим видом весьма доволен.

Сверху только батистовая рубашка-камиза осталась. Не стал я полностью одеваться.

Тепло.

Солнышко пригревает.

И ветерок ласковый.

Стоило одеться, как тут же ко мне нарисовались посетители, которые до того меня просто не замечали.

Первым по рангу подсел ко мне на аудиенцию дон Саншо с неделикатным вопросом.

— Феб, у тебя сколько денег осталось? — И сверлит меня единственным глазом.

— У меня их вообще не оставалось, как помнишь. Не заметил я как-то на себе кошелька, когда в лесу очнулся. Я, брат, вроде без мошны на двор в Плесси-ле-Тур вышел. А трофейных денег осталось девяносто семь золотых франков.

Было сто. Один я дю Валлону отдал и по одному осчастливил Микала и Филиппа. Так что все правильно.

— И у меня двадцать три флорина, не считая горсти серебра, — добавил инфант. — Всего сто двадцать. Маловато будет.

— На что маловато?

— На переезд морем до Сантандера. На каждого коня с рационом клади по пять золотых. Уже сто двадцать. А еще за наш проезд возьмут сколько-то. Прожитье в Нанте — тоже затраты. И на себя, и на коней. Хотя не такие и крупные. Молебен еще отслужить надо за избавление от напасти — тоже денег стоит. Я надеялся у сеньора де Реца перехватить в долг, но ты сам видел, какая тут катавасия случилась.

— А как так получилось, что ты не знал, что маршал погиб за десять лет до твоего рождения? — Этот вопрос был для меня интересен. Мне ведь тоже предстоит информацию получать из таких же источников.

— Об этом никто как-то не потрудился сообщить, — вздохнул дон Саншо. — Отец только хвалился, как он воевал с ним и служил у него пажом. И как тот возвел его в башелье среди костров военного лагеря. В пример мне его ставил. Ну и про Жанну-деву часто любил рассказывать. А вот про то, что было после, — не говорил. Домой он вернулся, в Реконкисте принял участие — мавров воевал. Вот про тех мог часами хвалиться, как он их рубал. Я и подумать не мог, что такой великий человек, как маршал, может так плохо кончить.

Саншо понурил голову и отвернулся.

— А в Нанте мы разве не можем перехватить денег у ростовщиков? Под вексель? — спросил я его.

— У ростовщиков под вексель вряд ли, разве что только под залог, — не оборачиваясь, отозвался он. — Вот если там будут наши купцы, то…

Тут я многозначительно хмыкнул. Заложить нам было нечего.

— Можно пару коней продать, — предложил я выход. — Андалузцы здесь в цене.

— Они и дома в цене, — возразил мне дон Саншо. — А мы и так прилично потеряли хороших коней. Я как про своего дестриэра вспомню, так мне сразу хочется носатого Паука душить. Долго чтобы хрипел, подлюка. Я на этом жеребце четыре турнира выиграл.

— Ладно, проснемся — разберемся, — ответил я фразой из анекдота про Машу и медведей, закругляя тему.

Я не хам вообще-то, просто заопасался, что дон Саншо будет мне до вечера рассказывать, какой хороший был у него конь. Он уже пытался мне этой темой по ушам ездить: но слава богу, что для этого у него всегда наготове уши сьера Вото.

— Когда проснемся? — не понял меня дон Саншо.

— В Нанте, когда проснемся, что-нибудь придумаем, — обнадежил я друга.

— Да… — вздохнул Кантабрийский инфант. — Как говорит твой шут — дорог а дор о га. Накладно нам вышло это посольство к руа франков.

— Воевать еще дороже, — поддакнул я ему, — однако придется.

Река снова поменяла свой норов. Берега выглядели положе. Леса на них стало меньше, да и тот, что есть, весь изъеден проплешинами полей. В самом русле появилось много узких длинных островов, покрытых высокой зеленой травой. По виду — сочной и мягкой. Идеальный выпас, однако никто не пользуется. Даже не косит, хотя сейчас самое время.

— Нант уж скоро. Завтра в нем будем, — удовлетворенно сказал шкипер, ворочая кормовым веслом.