Олег Макаровский - Мир фантастики 2014. На войне как на войне

Вот в таком обличье сыщик шествовал по дорожкам разбитого вокруг Кронборга парка, окруженный королевской четой и толпой придворных. Благо погода в этот день установилась по-весеннему мягкая и теплая и прекрасно подходящая для прогулок.

– Это есть совершенно новый подход к синематографу, – вещал Холмс-Ланг. – Я уверен, что вскоре он полностью заменит не только кино, но даже и обычный театр. – Холмс повернулся к Клавдию: – И мне чрезвычайно приятно, что ваш племянник следит за новинками прогресса в искусстве. О да, я знаю его множество лет как истинного синефила, верно, мальчик мой?

Краем глаза Гамлет отметил, как презрительно дернулась щека Клавдия при этих словах. Но Холмс, как и подобало истинному арийцу, вел себя в Кронборге словно Хозяин и не скупился на фамильярности. Пожалуй, попробуй он изобразить кого-нибудь другого, его бы давно уже выставили вон.

– Мой новый метод заключается в призыве духов эфира, которые достаточно плотны для отображения на пленке. Будучи призваны особым ритуалом, который недавно запатентован, они могут в точности воспроизвести описанные в пьесе события. При этом вживаемость в роль потрясающая, и эта варварская школа Станиславского не идет ни в какое сравнение с отдачей от игры духов! К тому же они не нуждаются в оплате, у них не бывает личных капризов, запоев и творческих запоров, да простят меня присутствующие здесь дамы.

Холмс разразился громовым смехом, вынудив придворных вежливо заулыбаться в ответ.

– У метода есть только один небольшой недостаток, – продолжил Холмс. – Призванные духи эти немы, и пока я использую только титры. В будущем, я полагаю, их будут озвучивать специально подобранные актеры. Однако же вот и подходящее для демонстрации моей последней гениальной работы местечко!

Они остановились перед приютившейся под раскидистыми буками беседкой. В летние дни кроны деревьев укрывали ее посетителей от солнца, но сейчас она сиротливо жалась к потемневшим стволам, и кое-где даже была заметна облезшая позолота.

– Вальдемар! – Холмс жестом полководца указал автоматону на беседку. – Подготовь сцену!

Ватсон, раздраженно скрипя суставами, прошествовал внутрь. Там он извлек из одного чемодана белое полотно, которое развесил ближе к стене, из другого небольшой синематографический проектор и установил его на треножнике у противоположной ограды.

– Прошу вас, дамы и господа, садитесь! – Холмс легко взбежал по ступенькам и встал около экрана.

– Дорогой Фриц, но разве для синематографа не нужна темнота? – осведомилась одна из придворных дам.

– О, она просто необходима! – лучезарно улыбнулся Холмс.

Жестом заправского фокусника он прямо из воздуха выдернул склянку, заполненную черным порошком.

– Позвольте продемонстрировать вам небольшой фокус, которому меня научил мой дед, а он гораздо глубже проник в тайны мира духов, нежели его скромный внук!

Холмс ссыпал из флакона на ладонь немного порошка и принялся сдувать его, вращаясь вокруг себя. Крупинки, оставляя за собой темные разводы в воздухе, взмыли к потолку беседки, и в мгновение ока в проемы между опорами спали плотные полотнища тьмы, через которые едва-едва пробивался солнечный свет.

Свита восторженно захлопала.

Недовольным остался лишь Гамлет, время от времени высовывающий голову за установленную завесу. Полоний, присутствия которого потребовал Холмс, не появлялся. Вальдемар-Ватсон между тем уже зарядил пленку в аппарат и ждал сигнала к запуску.

– Мой король! – раздался снаружи надтреснутый голос, при звуках которого Гамлет вздохнул с облегчением. Офелия все-таки сдержала свое слово.

В проеме беседки появилась голова Полония, крайне своеобразно смотревшаяся на фоне полотнища тьмы, через которое местами пробивались лучи света. Казалось, что голова плавает в воздухе сама по себе. Сцена эта вызвала волну смешков и похихикиваний среди придворных.

– Не сейчас, дорогой премьер-министр, – откликнулся Клавдий. – Отложите свои заботы на потом и присоединитесь к нам!

– Но…

– Никаких «но», – в голосе Клавдия проскользнули железные нотки. – К нам прибыл дорогой гость из Германии, и мы не вправе отказать ему в гостеприимстве. Чтобы у вас ни было, оно подождет. Верно, дорогая?

Клавдий накрыл ладонью руку Гертруды.

Полоний тяжко вздохнул и прошел в беседку. Ежесекундно извиняясь, он пробрался к свободному месту, как назло оказавшемуся рядом с Гамлетом. Приветствовать принца Полоний не стал, лишь наградил его вполне красноречивым взглядом.

За спинами публики застрекотал синематографический аппарат, и на белом полотне появились первые кадры фильма. Из нутра автоматона, стоявшего за аппаратом, исторглась бравурная музыка.

«Все показанное в этой ленте является плодом воображения авторов и не связано с реальностью. Однако же мы не можем исключать, что так все оно и было, ибо с момента описываемых в картине событий прошли многие годы, и истинная их подоплека может быть нам неизвестна» – гласила надпись на немецком.

Зрители зашушукались, а Гамлет, отвлекшись на то, чтобы взглянуть на выхваченное светом луча синематографического аппарата лицо Полония, пропустил название фильма. В тот же момент он ощутил толчок в бок и, повернувшись, обнаружил перелезшую через ограждение беседки Офелию.

– Ты чего? – прошипел Гамлет, косясь на Полония.

– Ты думаешь, я могла все это пропустить? – хихикнула Офелия.

Даже в темноте была видна тонкая золотистая полоска пыльцы фей, тянущаяся по тонкой ноздре ее прелестного носика.

– Про что фильм? – Офелия пристроилась прямо в ногах принца.

– Похоже, «Песнь о Нибелунгах».

– Скукота, – зевнула девушка. – Лучше бы «Бака Роджерса» показал. Не знаешь, Бак и принц Тэллин сбежали из дворца Убийцы Кейна?

На экране мельтешили фигуры в старинных рыцарских доспехах, их периодически сменяли титры, пояснявшие события, – вот Зигфрид крушит семьсот нибелунгов, а вот – войска Людегера и Людегаста (в этот момент по лицу Клавдия пробежала тень). Ни на первый, ни на второй взгляд герои фильма от людей не отличались, хотя Холмс и уверял всех, что это эфирные существа.

Но вот зрители увидели на экране комнату, в которой остались только двое, судя по титрам – король Гюнтер и королева Брунгильда. Какое-то время они изображают диалог, затем бросаются в объятия друг друга и целуются. Титры уверяют зрителей в вечной любви между ними, а затем королева покидает комнату. Гюнтер опускается на украшенное цветами ложе и засыпает.

А дальше началось нечто странное. Из автоматона полилась тревожная музыка, и из-за края экрана крадучись появилась словно вырезанная из черной бумаги фигура человека. Ни лица, ни какой-либо одежды в этом черном пятне разобрать было решительно невозможно. Фигура подобралась к спящему Гюнтеру и влила ему в ухо жидкость из горящей призрачным огнем склянки…