Александр Антонов - Кодекс звезды

— Какими силами располагает Кронштадт? — спросил Ежов.

— Помимо гарнизонов фортов ещё только комендантский полк, — сказал Слащёв.

— Добавьте сюда курсантов Морского учебного центра, и всех, кто по той или иной причине оказался на берегу, — вот вам ещё полк! — поправил его Ежов.

— Принимается! — кивнул Слащёв.

— А корабли?

— Почти весь флот сейчас или в море, или на других базах, — доложил Слащёв. — В Кронштадте остались, в основном, те корабли, что стоят на консервации. На ходу несколько эсминцев и крейсер «Аврора», которые находятся на боевом дежурстве.

Зазвонил телефон. Слащёв снял рубку. Выслушав начало доклада, потянул провод к столу, и, изредка бросая в трубку короткие фразы, стал расставлять на карте фишки зелёного цвета. Ежов и Абрамова с тревогой следили за его действиями. Вскоре зелёные фишки со всех сторон окружили центр города. Беспокойство возросло после того, как Слащёв отдал приказ: «Развести мосты!». Кончив говорить, генерал поставил аппарат прямо на карту и опёрся руками на стол.

— Что это? — спросила Абрамова, показывая на зелёные фишки.

— Колонны демонстрантов, — ответил Слащёв. — Идут под лозунгами «Долой соглашателей!» и «Да здравствует Пролетарская революция!»

— Сколько их? — спросил Ежов.

— По приблизительным подсчётам, тысяч тридцать.

— Надо сообщить Кирову, — сказала Абрамова.

— Ему доложат, — кивнул Слащёв. — Что делать будем?

— Ничего, — пожал плечами Ежов. — Те, кто не сможет пройти в центр города, пусть митингуют у мостов.

— А кто сможет?

— А тех, кто сможет, — ответила Слащёву Абрамова, — надо аккуратненько выводить на Марсово поле. Там места много, там и будем гасить пожар.

— Хороший план, — одобрил Слащёв. — На чердаках зданий по периметру площади следует установить пулемёты, а ещё… — генерал осёкся под тяжёлым взглядом Абрамовой.

— Может, мне тебе кой-чего прищемить? — задумчиво спросила Ольга. — Чтобы всякая хренотень в голову не лезла?

Слащёв от растерянности только и вымолвил:

— Однако! — и посмотрел на Ежова, ища у него поддержки, но тот лишь развёл руками.

— Ладно, генерал, не обижайся. Насчёт прищемить я пошутила, — примирительным тоном произнесла Ольга. — Но стрелять в народ и думать забудь!

— Да я, собственно, и не думал, — начал Слащёв. — Имелось в виду…

Телефон зазвонил вновь, и что у генерала «имелось в виду», так и осталось невыясненным.

Слащёв выслушал сообщение молча, шумно выдохнул и положил трубку на аппарат медленно и осторожно, словно была она из хрусталя.

— Что ещё? — забеспокоился Ежов.

— Звонили из Зимнего. К Дворцовому мосту подошёл эсминец. Требуют свести мост.

— Едем! — Ежов кинулся к двери, Ольга за ним.

Воспарившая над Невой чайка раскрыла клюв от удивления. Вот те нате! То, что творилось по обе стороны Дворцового моста, вполне могло служить иллюстрацией к учебнику «Новейшей истории России», когда бы речь шла о годе 1917, но для года 1920…

Так что там увидела наша чайка?

Стрелка Васильевского острова радушно предоставила себя демонстрантам и почти вся скрылась под колышущимися знамёнами и транспарантами. По другую сторону Невы Дворцовая и Адмиралтейская набережные предпочли военных, которые многократно уступали демонстрантам по численности, но, понятное дело, значительно превосходили их организованностью и дисциплиной. Дворцовому мосту всё это, очевидно, сильно не нравилось. Иначе зачем бы он отгородился от супротивников поднятыми «ладонями» разводного пролёта? Он бы так и дальше стоял, ему было нетрудно, но такую позицию не одобрил недавно подошедший из Кронштадта эсминец «Справедливый», который настоятельно советовал мосту: «Ты ладошки-то опусти, опусти!»

Именно это и видела глупая птица чайка. Давайте оставим её в покое, спустимся с небес на землю и посмотрим на события глазами полковника Абрамовой.

Ёшкин каравай! Эти черти полосатые, что снуют по палубе и надстройкам эсминца, вполне могут порушить поддерживаемое разведёнными пролётами Дворцового моста равновесие, ибо невесть что думают, неизвестно кому подчиняются, а главное, ни хрена не хотят слушать! Всё это я узнаю от осипшего морского офицера в чине капитана 3 ранга, который от имени Главного морского штаба пытается с помощью рупора вести переговоры с мятежниками – а кто они ещё? — прямо с плавучей пристани, что возле Адмиралтейства.

— Какие последние флотские новости? — интересуюсь, значит.

— Из Гельсингфорса передали…

— Из Хельсинки, — поправляю я.

— Ну да. Никак не могу привыкнуть. Из Хельсинки передали, что на всех базах флота ситуация находится под контролем, за исключением крепости Кронштадт.

— А там что?

Моряк жмёт плечами.

— По тем сведениям, которыми мы располагаем, большая часть личного состава осталась верна присяге, но и у Дыбенко немало сторонников.

Объяснил, значит. Ни черта они толком не знают в своём штабе!

Подбегает матрос и передаёт офицеру бумагу. Тот читает и хватается за рупор, но я его придерживаю.

— Позвольте полюбопытствовать?

Офицер неохотно – плевать я хотела на его охоту! — тянет бумагу. Ого! Воззвание Центробалта, переданное из Хельсинки, в котором говорится о смещении Дыбенко с поста председателя Центробалта и содержится призыв ко всем морякам прекратить бузу. Офицер тянется за бумагой, но я ловко прячу руку с листом за спину, а другой рукой хватаюсь за рупор.

— Позвольте! Я должен донести содержание воззвания до команды эсминца, — слабо сопротивляется моряк.

— Да вы посмотрите на себя, — улыбаюсь мягко, почти по-матерински. — Какой из вас теперь доносчик? Совсем голос потеряли. Вы тут пока отдохните, а с матросиками я сама поговорю!

Недолго морячок сопротивлялся, и я, вооружившись помимо воззвания ещё и рупором, направляюсь к мосту. Дохожу до поднятого пролёта. Отсюда палуба корабля ближе, чем с берега. Можно не сильно напрягать связки.

— Я комендант Петропавловской крепости полковник Абрамова! У меня дело к вашему командиру.

С палубы долетает:

— Смотри, баба в форме!.. Какая баба – Ведьма это! Зови старшого!

А я, кажется, и вправду популярна. Приятно, Ёшкин каравай! А главное, для дела пользительно.

Вскоре на бак (нос корабля) выходит морячок, в том же прикиде, как и у остальных, но с рупором в руке.

— Чего надо? — Вот хамло!

— Да вот, с командиром поговорить хочу.

— Недосуг ему, барышня, со мной говори!

Улыбается гадливо, остальные гогочут – скоты! Не иначе и этим в «недосуге» суки мерещатся. Ясно. Командир арестован – хорошо, если не убит. Офицеры, похоже, тоже вне игры.

— По чьему приказу прибыли?