Евгений Красницкий - Не по чину

— Артемий, сейчас снова пойдешь в дом и скажешь княгине, что один из них все время будет там, где она укажет. Для услуг.

— Слушаюсь…

— Погоди! — Мишка увидел у Дмитрия в руке туесок и вспомнил, что хотел угостить детишек. — Поговори еще, если не самой княгиней, то с кем-нибудь из нянек. Их же наверняка из дому не выпускали, да заставляли тихо сидеть, а детишкам побегать охота, пошуметь… ну понимаешь.

— Угу.

— Вот и предложи детишек погулять вывести. Тут теперь безопасно, да и мы присмотрим. И спроси насчет одежды, а то их по самой жаре захватили, а сейчас уже холодает. Еще узнай, как у них с едой, вернее, скажи, что как все приготовим, так их в первую очередь и покормим. Ну и, может быть, им еще чего-то нужно, пусть скажет. И… сам там сообрази, если я чего забыл.

— Тут вот Мотька меду для детишек, как ты велел…

— Вижу. Потом. Ступай.

— Слушаюсь, господин сотник.

Мишка огляделся: отроков возле дома совсем немного и все при деле, трупы и пленных куда-то убрали, коней тоже не видно…

— Мить, как тут у нас дела?

— Дозоры расставлены, еду готовят там, — Дмитрий махнул рукой в сторону леса, — решили, на всякий случай, не дымить. Коней отвели на водопой… У берега пошарили, ну, мало ли что, верши нашли, так что уха будет. Пленный… тот, что в одеже разрезанной…

— Да, помню.

— Он ляхом оказался, и, похоже, не из простых, мы его связали, а так без тебя не допрашивали. Егор… — Дмитрий запнулся, — Егоров десяток и Роська с нашими еще не вернулись, но скоро будут — гонца прислали. Кроме Егора еще двое раненых и один расшибся — с коня упал.

— Раненые тяжелые?

— Не знаю, привезут — увидим.

— А Мотька как?

— Вроде бы нос сломан… повезло.

— Как это повезло? — удивился Мишка — Ничего себе везенье!

— Так это… наставник Алексей показывал, что если вот так, чуть снизу в нос ударить, то и насмерть можно.

— А-а! Ну, тогда да, можно сказать, что и повезло. Давай, Мить, ты тут командуй дальше, а я вон на завалинке посижу — подумать надо.

— Слушаюсь гос…

— Да ладно тебе… не в строю.

— Хорошо, я велю, чтобы тебя не беспокоили.

— Угу…

Мишка сел, откинулся на стену дома, поскреб кольчугой по бревнам — как бык о забор почесался, и прикрыл глаза. Разговор с Агафьей дался ему гораздо большими усилиями, чем со Всеволодом. Все-таки быть «мальчишкой со стариковскими глазами» ему привычнее, чем изображать бурлящего гормонами и эмоциями пацана. Результат тоже особо не радовал — нет, злости в княгине он, похоже, не вызвал, но вот раздражение наверняка, да и осадочек у нее останется.

Но хороший управленец и свои промахи сможет к выгоде использовать: слишком восторженные отзывы жены о спасшем ее отроке и его пацанах князя только насторожили бы. Вот начнут в дороге сиятельные супруги мнениями о нем обмениваться, языки обобьют, и выяснится, что мнения-то эти крайне противоречивые, а кое в чем так и вовсе разнонаправленные. Да и отношение к нему у обоих сложилось, мягко говоря, настороженное. Правда, необходимо учитывать, что пора паркетных генералов и лизоблюдов наступит гораздо позже, сейчас властителям нужно иное: пока что время пассионариев, а у них свои приоритеты.

Нет, послушные и услужливые, готовые пресмыкаться, всегда найдут себе теплое местечко при сильных мира сего. Яркий тому пример — боярин Гоголь и Веселуха. Один боярин, муж приближенной к княгине боярыни Соломонии, но это — его потолок и большего такой никогда не добьется, просто потому что добиваться желаемого не хватает ни силы воли, ни ума. Зато второй наверняка неудобен, наверняка дерзок, но детей и вообще все дела в Городно после Соломы князь именно на него оставил.

То, что княгинюшка станет зудеть про непредсказуемость подростка, в то время как сам князь в нем что угодно, только не это увидел, окажется весьма кстати. Ну и пусть — минус на минус иногда плюсом оборачивается. Они же не просто муж с женой — соправители, и наверняка соперники. А потому и неплохо, что Всеволод это явное несоответствие отметит, да и она призадумается. Ну, а сам Мишка добавит еще — и ей, и ему… Путь до Турова неблизкий, только бы не выйти из образа…

«Эх, была бы возможность приволочь княжескую чету к Нинее, та бы им моментом мозги в нужное положение поставила. Но об этом можно только мечтать. Ладно, сэр, мечты мечтами, а реальность — вот она: надо как-то отсюда выбираться, и желательно побыстрей. Идти придется на ладьях — и князь пока для конных походов непригоден, и свои раненые… На ладьях, водным путем, а путей-то этих вы, сэр Майкл, не знаете, и единственный толковый судоводитель Егор…»

Мишка усилием воли задавил вновь поднимающееся внутри чувство тяжкой пустоты, возникшее от известия о гибели Егора.

«Хватит рефлексировать, сэр, работаем с тем, что есть, и с теми, кто есть. Первое — информация! Надо допросить пойманного ляха, тем более, что, по словам Дмитрия, он не из простых. Возможно, удастся разобраться хотя бы с частью непоняток, которые тут накрутились. Второе — князя переправить сюда, а всех лишних отправить в Городно. Какой-никакой, а судоводитель у вас, сэр, Майкл, имеется — Роська. Да и Ерофей Скука, помнится, толковал, что мог бы самостоятельно сплавить ладью с ранеными до ближайшего селения. Значит, за князем посылаем Роську, а доставить в Городно детишек с мамками-няньками поручаем Ерофею Скуке. Третье… Всех коней в ладьи не засунешь, значит, часть сотни должна идти берегом. Это поручить Дмитрию… и Якова ему отдать, чтобы дорогу разведывал. Эх, зря проводников отпустили, но кто ж знал… Да вот вы, сэр, и должны были знать, кто ж еще-то, но теперь уже не исправишь, придется самому выкручиваться. Дальше …»

— Господин сотник! Наши возвращаются!

Мишка вздрогнул и зашарил глазами по опушке леса. Вот из-за деревьев показались первые, едущие шагом, верховые отроки, вот из-за них вывернулся, подгоняя коня Роська — спешит с докладом — вот выехал ратник Молчун, а перед ним, на холке коня, сидит Егор…

«Егор!!! Живой!!!»

Видок у десятника был еще тот — глаза закрыты, лицо совершенно белое, и видно, что держится он на коне только потому, что его обхватил руками Молчун. Голову Егору обмотали, будто у него болит зуб, кончики повязки завязаны на макушке и кокетливо торчали наподобие заячьих ушек. Вид одновременно и трагический, и смешной. Мишка вдруг почувствовал, что лицо его невольно расплывается в улыбке.

— Господин сотник, разреши доложить! — отбарабанил Роська, лихо осаживая коня перед завалинкой, на которой сидел Мишка.

— Что с Егором?

— Так это… — Роська, настроившийся на четкий воинский доклад, невольно сбился от неожиданного вопроса. — Ну… он зятя выручать кинулся, а под ним коня убили…