Евгений Красницкий - Не по чину

Хотя они тогда неподдельно восхищались моей смекалкой, но остается вопрос — чем именно? То ли уникальностью и новизной самого подхода к решению проблемы, то ли красиво разработанными деталями. Ну так и мы должны отдать должное мужикам, ведь они разрулили массу проблем, и выигрыш, как у всякого добротного управленческого решения, получился сразу по нескольким направлениям.

Во-первых, будьте уверены, мистер Фокс, что Веселуха из игры выбыл. Нет сомнения, что сейчас он стремительным марш-броском несется к ладье. Во-вторых, он сделает все от него зависящее, чтобы ладья с детьми в кратчайшие сроки добралась до стен Городно, под защиту гарнизона: опасность повторного захвата княжат ляхами перевесила все прочие его соображения.

Но это еще не все — и по прибытии ему ой как будет чем заняться! Это в-третьих. Обладая такой информацией, что мы ему подкинули, они с оставшимися ближниками, пожалуй, все Городно с окрестностями на уши поставят, причем под мобилизацию попадут все, кто способен носить оружие. Следовательно, ляхи поимеют такие проблемы с эвакуацией, какие мы сами им при всем нашем старании организовать не смогли бы. То есть и задачу, поставленную Корнеем перед младшей стражей, он за нас, считай, с лихвой выполнит.

Наконец, в-четвертых, эффективная операция по недопущению благополучного отбытия ляхов на родину сработает на авторитет князя Всеволодко Городненского, Всеволода Туровского, а косвенно Корнея, ну, и наш. Так что Арсений, считай, мимоходом такие узлы развязал, что просто праздник какой-то.

Что вы говорите, мистер Фокс? Как бы теперь этот праздничный фейерверк не перешел в оружейный залп расстрельной команды? Это верно, зарвались мы с вами, и ой как зарвались! Крутыми спецназерами себя вообразили… А ты куда смотрел, харя чеканная? Не видел, что ли, что не по Сеньке шапка…

Мишка чуть не выронил своего бронзового собеседника, заткнувшись на полуслове. Стало вдруг не до игр с бронзовой фигуркой. Вот оно! Вот что его мучило, что сидело в подсознании и давило так, что он чуть на истерику не сорвался! Ну да — типичное головокружение от успехов, всемогущим и всесильным себя почувствовал.

«Думайте, сэр Майкл, думайте! Хватит играть — наигрались уже…»

— …Не по чину! Не по чину рот раззявили! Сперва старый хрыч все по ветру пустил, и этот бзденыш туда же! — этой более-менее внятной тираде предшествовал долгий и прочувствованный монолог боярина Федора. Мишка впервые наблюдал процесс почти мгновенного протрезвления пьяного в хлам боярина под впечатлением от полученной информации по мере ее осознания. Воистину чудодейственное просветление силой лингвистического воздействия на болевые точки в мозгу пациента. Мелькнула дурная мысль, что так, пожалуй, к его многочисленным странностям и репутации колдуна добавится еще и слава нарколога.

Вначале боярин его не признал, только глянул мельком мутными глазами из-за стола, за которым, судя по всему, почти безвылазно пребывал не первый день. Отхлебнул, выплеснув на уже обильно политую брагой бороду и рубаху немалую часть содержимого из кружки, стукнул ею по столу с живописно разбросанными по нему объедками вперемешку с черепками посуды и прорычал:

— То тов…? Ю… ать… на…хр-р…

— Сотник Младшей стражи Погорынского воеводства! — бодро гаркнул Мишка, интерпретировав вопрос (ибо из всего сказанного более-менее ясно определялось только то, что первая часть фразы именно вопрос), как: «Кто таков?». Вторую часть он предпочел не переводить, так как, судя по всему, информации она не несла, а только выражала состояние души собеседника и добрые пожелания гостю. По всей видимости, с вопросом Мишка угадал, так как последовало разрешение:

— Гри!

Ну, он и не стал себе ни в чем отказывать, отрапортовал, как есть: что ввиду чрезвычайных обстоятельств, прибыл в Слуцк в составе конно-ладейной группы, с купеческой экспедицией Никифора, примкнувшей к ним по пути следования в Туров для передачи плененного Городненского князя Всеволода Давыдовича и его супруги Агафьи Владимировны, освобожденной из рук похитителей, Главнокомандующему объединенными воинскими формированиями Туровского княжества для дальнейшей передачи по команде…

Тут-то и началось чудодейственное протрезвление боярина, ибо в его глазах, наконец, отразилось преддверие мыслительного процесса, в результате которого они заметно округлились и стали вполне явственно вылезать из орбит:

— М-м-мы……иш…ка?! — с трудом прохрипел Федор; попытался подняться из-за стола, но не преуспел, а плюхнулся на него животом. Попробовал вновь встать, но только смел часть неопознанных объедков вместе с кружкой, которая покатилась по полу с глухим стуком, и рухнул на лавку. — В… на… хр… тв…ою… бл…!

Закончилось это звукоизвержение почти осмысленным «Пври чо скзл!» Мишка повторил, постаравшись на этот раз изложить более расширенную версию истории о пленении князя и освобождении княгини с детьми. Боярин снова выдал серию малопонятных, но, несомненно, кучеряво задуманных ругательств, видимо, требовавшихся ему для разгона и тренировки, чтобы сформулировать и изложить очередной вопрос:

— Де князь?

После чего еще раз получил в ответ, что княжеская чета прибыла в Слуцк в обществе Младшей стражи и нагнавшего ее в дороге купца Никифора.

Боярин Федор, только что пьяный до изумления, так, что едва сидел, вдруг вскинулся, резко оперся руками о стол и с хэканьем, как штангист-тяжеловес, идущий на рекорд, наконец-то оторвал свою задницу от лавки. Эта попытка оказалась успешнее двух предыдущих, так что на ногах ему, хоть с трудом, но удержаться удалось.

— Ты шта-а-а?!. — каким-то чудом в этой короткой фразе уместился широчайший акустический диапазон, от низкого утробного до переходящего в ультразвук. Впрочем, дальше дело пошло веселей: нависнув всей тушей над столом, выпучив глаза и хватая ртом воздух, как вытащенная сетями глубоководная рыбина, боярин трезвел на глазах и, по мере обретения связности речи, использовал все более и более цветистые эпитеты и метафоры, чтобы сообщить Мишке все, что он думает о нем, о Корнее, всей их родне и ратнинской сотне в целом. Закончил он на патетической ноте: — Все порушили, сучьи выкидыши, мать вашу! ВСЕ! Приперлись! Да кому вы нужны? Воевода… грамота! Князь… Да какой князь?! Ты хоть понимаешь, паскудыш, куда ты влез?

Куда влез, Мишка уже понимал, а вот при чем тут дед и грамота — еще не очень. Осознание глубины задницы, в которую он угодил, пришло еще во время разговора с бронзовым Лисом, перед отплытием. Тогда его внезапно накрыло отчетливое понимание, что же не давало ему покоя все это время, заставляя беспричинно срываться то в истерику, как после известия о «гибели» Егора, то в сомнения относительно собственной компетентности, то в раздражение на отроков.