Игорь Емец - Спецагент спецотдела ОГПУ-НКВД. Миссия во времени

Между тем, из других районов города новости приходили одна тревожнее другой. Красные полностью владели инициативой, усиливая натиск на всех направлениях. После пятидневного сражения под непрерывными залпами артиллерии пал «форт Шамброль», как добровольцы называли здание городской телефонной станции в Милютинском переулке. Вскоре начался яростный обстрел гостиницы «Метрополь» и здания Городской Думы — важнейших опорных пунктов на подступах к Кремлю. По слухам, доходившим до защитников позиций у Никитских Ворот, особенно досталось «Метрополю», превращенному юнкерами в мощный узел обороны. Для его обстрела на площади у Большого театра была установлена батарея из двух шестидюймовых орудий. Кроме того, большевики вели по зданию массированный огонь из пулеметов, выглядывавших из окон Малого театра. Юнкера имели возможность отвечать только короткими очередями из пулеметов и выстрелами из винтовок. От разрывавшихся с оглушительным треском о его стены снарядов «Метрополь» весь окутался дымом и пылью. На фасаде здания зияли огромные пробоины. Время от времени красные солдаты бросались на штурм, но каждый раз вынуждены были отступать под плотным огнем юнкеров, неся при этом большие потери. Вся Театральная площадь была завалена телами убитых и раненых, которые никто не рисковал убирать.

Наконец, огонь защитников здания, израсходовавших почти все свои боеприпасы, начал ослабевать. Опасаясь, что в конечном итоге перекрытия здания могут не выдержать многочасового обстрела и рухнуть, они отошли в сторону Кремля…

Вскоре стало известно, что большевики прорвались на Никольскую улицу и Ильинку, а их передовые отряды стали появляться даже в Охотном ряду. Следом поползли слухи о том, что красным удалось захватить гостиницы «Лоскутная», «Гранд-Отель» и здание Городской Думы и Исторического музея. Особенно ожесточенный бой разгорелся за Городскую Думу, которую обороняли студенты Московского Университета. Не смотря на стойкость и героизм, в конечном итоге их сопротивление было сломлено. Всем стало ясно, что кольцо вокруг Кремля вот-вот замкнется.

Защитникам позиций у Никитских Ворот было прекрасно слышно, что он уже в течение нескольких дней находился под непрерывным артиллерийским обстрелом. Судя по доносившимся до них звукам канонады, огонь велся из разных точек в центре города, а также со Швивой горки и откуда-то из Замоскворечья, скорее всего, с Воробьевых гор. Поскольку Кремль давно утратил всякое военное значение, было понятно, что подобным образом красные просто хотят сломить дух защитников города, добиться их скорейшей капитуляции, а заодно и отомстить за свое недавнее поражение…

Теперь в ближайших окрестностях Кремля в руках у белых оставались только Манеж и старое здание Университета, за них и продолжал идти ожесточенный бой. В это время штабс-капитан Доманский обратился к своим бойцам с призывом:

— В час тяжелых испытаний мы не можем спокойно сидеть, сложа руки. Мы обязаны помочь нашим товарищам по оружию. Сейчас большевики сосредоточили все свои силы вокруг Кремля. Мы должны отвлечь на себя хотя бы часть из них, а для этого необходимо нанести как можно более чувствительный удар на нашем участке. Объявляю пятнадцатиминутную готовность к атаке.

Вскоре с крыши «Униона» ударили бомбометы юнкеров, послав последние из имевшихся к них снарядов в сторону позиций красных. Вслед за разрывами из окопов с винтовками наперевес поднялись в атаку добровольцы. С громкими криками «Ура!» они бросились к противоположной стороне бульвара. Вместе со всеми бежал и Иван. Из окон близлежащих домов по ним раздавались редкие выстрелы. Вот, наконец, и начало Малой Никитской улицы. Еще несколько шагов, и он окажется в относительной безопасности у стены дома. В этот момент грудь ему обожгло что-то горячее. Одежда сразу стала липкой и мокрой, в глазах потемнело, а тело охватила слабость. Уже теряя сознание, он услышал над собой чей-то голос: «Это же Ваня Иванов, студент Университета. Нельзя бросать его здесь. Он живет не так далеко отсюда, на Солянке. Надо отвезти его домой». Больше Иван уже ничего не слышал и не помнил…

Только позднее он узнал, что на позициях у Никитских Ворот добровольцы продолжали держать оборону даже после подписания соглашения о перемирии с большевиками вечером 2 ноября. Так и оставшись непобежденными, уже утром следующего дня они прорвались к Александровскому училищу. Его последние защитники, понимая всю бессмысленность дальнейшего сопротивления в Москве, решили подчиниться приказу Рябцева о прекращении огня. Но вскоре большинство из них встретилось на Дону, где началось формирование Добровольческой армии…

Только после выздоровления Иван узнал, что погибших в боях студентов отпевали в университетской церкви Святой Татьяны. Она была переполнена молодежью, которая постепенно все прибывала и прибывала. Протоирей произнес сильную речь, вызвавшую всеобщие рыдания, а в конце все присутствующие запели хором «Вечную память». Это было сильное и величественное зрелище.

Погибших юнкеров отпевали в церкви Вознесения Господня у Никитских Ворот. Скромные гробы без всяких изысков, еловые венки. Службу вел патриарх Тихон, только что избранный на этот пост. Церемония заняла целый день. Похоронили юнкеров на Братском кладбище в Всехсвятском. Общее мрачное настроение усугублял постоянно моросивший мелкий дождь. Тем не менее, проводить их в последний путь пришло полгорода, а вскоре у всех на слуху был романс Александра Вертинского «Я не знаю, кому и зачем это нужно, кто послал их на смерть недрогнувшей рукой…», написанный специально по этому поводу.

Совсем иначе хоронили своих павших бойцов на Красной площади большевики. Похоронная процессия проследовала от Моссовета через Иверские ворота к кремлевской стене. Православная церковь лишила погибших своего благословения. В церкви стояли пустыми, на красных похоронах не было ни одного священника. По усопшим не устраивали панихид, и над братской могилой не произносили молитв. Вместо этого военный оркестр сыграл «Интернационал», слова которого подхватила собравшаяся на площади толпа. Затем похороны превратились в импровизированный митинг, который продлился до самого вечера.

Пока всего этого Иван не знал. Ранение оказалось очень тяжелым, пуля едва не задела сердце, хорошо еще, что она прошла навылет. В сознание он пришел только через неделю…

Короткий осенний день клонился к концу. Просматривая, как обычно, новости по Интернету, Сергей Разумихин неожиданно наткнулся на весьма заинтересовавшее его сообщение об открытии американской экспедицией в верховьях реки Шингу нескольких затерянных городов, оставленных создателями неведомой цивилизацией. Несколько лет назад у Сергея вышла книга об известном британском путешественнике Перси Гаррисоне Фосетте, который в 1925 году пропал без вести как раз в этом районе, пытаясь отыскать там эти самые затерянные города. И хотя с тех пор прошло не так много времени, накопилось достаточно много фактов, настоятельно требовавших переосмысления в новой книге, работой над которой он как раз и был всецело поглощен в данное время.