Алексей Фомин - Спасти империю!

– Не нас ли вышли искать? – сделал предположение Ероха.

Валентин лишь скептически хмыкнул в ответ. Подойдя поближе, в неверном свете фонарей они уже смогли различить карету, стоящую у красного крыльца, и человек десять народу с фонарями, стоящих рядом с ней.

– Приехал кто-то, – высказал предположение Валентин. – Или уезжает…

– В такую-то погоду? – засомневался Ероха. – Это полным дураком надо быть.

Они подошли к держащим в поднятых руках фонари людям и встали позади них. Теперь Валентин узнал их почти всех. Это поголовно были немцы-опричники, которых по осени с таким остервенением гонял по плацу дон Альба. Они явно кого-то ждали.

– Ну их к черту, – шепнул Валентину Ероха. – Пойдем наверх. Холодно.

Но непонятное предчувствие заставило Валентина остаться на месте.

– Тсс… Погоди.

Сверху послышался звук шагов, и Валентин увидел спускающихся вниз Никиту Романовича и… И Рыбаса. Собственной персоной! Немцы сразу же загалдели:

– Герр пастор! Герр пастор!

«Отличный случай, чтобы стать героем, – без всякой рисовки подумал Валентин. Положив руку на рукоять кинжала, он попробовал ввинтиться в стоявшую перед ним толпу, перекрывавшую все пространство от перил до кареты. Но немцы держались стеной и не собирались никого пропускать вперед. – Что делать? – быстро стал соображать Валентин. – Обежать карету с лошадьми с обратной стороны? Втихаря прицепиться к карете?»

Пока он раздумывал, Рыбас осенил немцев размашистым крестом и юркнул в карету. Тут же двое вскочили на козлы, двое на запятки, и карета сорвалась с места, помчавшись в сторону крепостных ворот.

«Не успел, – констатировал свою неудачу Валентин. – А какой был шанс поставить на всей этой рыбасоидной авантюре жирную точку! Колбасники, правда, тут же меня на куски порвали бы… И черт с ним! Но сейчас уже бессмысленно говорить об этом…»

Он потряс за плечо стоящего перед ним немца.

– Эй… – Тот обернулся: злосчастный Краузе. – Это кто сейчас уехал, Краузе?

– Большой человек, святой человек, – с ужасным немецким акцентом ответил тот. – Пастор Веттерман.

Юлька прожила еще двое суток, спокойно и мирно отойдя в лучший мир утром третьего дня. Черная скорбь осенила своим крылом ее друзей. И не только их. За тот небольшой период времени, что земское посольство обитало в слободе, она успела стать любимицей всего опричного «рыцарского» братства, воплотив для каждого в реальный, зримый образ его мечту об идеальной любовнице-утешительнице.

Почти сразу же после этого трагического происшествия Валентин отправил голубиной почтой донесение в Ярославль, в котором не только сообщалось о неудавшемся покушении на земского посланника, но и содержались такие слова: «Точно установлено, что боярин Никита Романович Юрьев-Захарьин в настоящее время действует не самостоятельно, а во всем слушается и подчиняется требованиям некоего пастора Веттермана. Сей немец беспрепятственно ездит по всей Русской земле и в слободе бывает лишь наездами. Никита же Романович без его совета не принимает никаких важных решений. Веттермана того необходимо во всех земских землях, вотчинах и уделах объявить в тайный розыск. Учитывая его хитрость и вредоносность, Веттермана после установления личности лишить жизни тотчас же».

Ну а в слободе главной новостью и заботой для всех оставалось неудавшееся покушение на земского посланника. И царевич Иван, и Никита Романович заверили Валентина, что так они это дело не оставят, произнеся буквально одну и ту же фразу: «Я лично займусь этим делом». Дознание вел один из клана Захарьиных, и пока без особого успеха. Но вскрывшиеся обстоятельства, можно сказать, перепугали всех, в том числе и Никиту Романовича. Опричника, сраженного кинжалом Валентина, никто не опознал. То есть не было такого воина в слободе, а был неизвестный, переодетый в опричника. Как он попал в слободу? Где он здесь прятался? Эти вопросы так и повисли в воздухе, оставшись без ответа. Выходило так, что недопустимое и невозможное оказывалось вполне реальным и выполнимым. Ведь эдак и царевича Ивана могли убить посланные убийцы. Это был настоящий шок.

При других обстоятельствах наиболее рьяные поборники опричного движения тут же подняли бы вой о том, что это земских рук дело. И Федька Романов попробовал было разыграть эту карту, но Никита Романович мгновенно осадил его: «Думай, что говоришь! Земские убийц прислали, чтобы расправиться с собственным посланником?!» Но то, что уничтоженный убийца не был опознан, – это еще полбеды. Гораздо хуже, что второго убийцу, кроме Валентина и Петьки Басманова, так никто и не видел. Дворца он в тот день не покидал. Следствием поодиночке были допрошены все опричники, несшие в тот день караул, вся прислуга дворца. Все заявляли твердо и непротиворечиво: «Никакие сомнительные личности, слоняющиеся без сопровождения начальства, во дворец не входили и не выходили». Отдельно были допрошены кухонные работники – ведь через кухню, как вдруг неожиданно выяснилось, можно было легко попасть во дворец. Поста у кухни по глупости и недосмотру никогда не выставляли (ай-ай-ай, какая промашка!). Как бы то ни было, загадочный убийца, невесть откуда взявшийся, сотворив свое черное дело, пропал неизвестно куда. Хотя, как думал Валентин со товарищи, один из убийц был чужаком, а второй мог запросто быть своим. И теперь он небось посмеивается над ведущим столь топорно следствие, почему-то решивши, что и второй обязан быть чужим.

Допросили, естественно, и Валентина, и Михайлу Черкасского. Валентин, дабы не попасться на разности показаний, врал лишь частично, чтобы не подставить Марфу Фуникову-Вяземскую. Он сообщил, что князь Черкасский передал ему послание от некой женщины, и он, Михайла Митряев на то свидание отправился. После столкновения с убийцами он со своим человеком бросился на поиски той женщины, но, не найдя никого в назначенном месте, отправился домой, где и провел ночь. Что говорил на следствии Черкасский, Валентин не знал, но, видно, сказанное им было весьма убедительно, ибо отстали от него тотчас же и больше на допросы не тягали.

Но довериться полностью официальному следствию в столь важном для него вопросе Валентин конечно же не мог, поелику возможно пытаясь выяснить истину собственными силами. С Черкасским он действовал открыто и просто, хотя и сам не был уверен, что поступает правильно. Он задал ему вопрос прямо в лоб уже на следующее утро после покушения.

– Скажи-ка, светлый князь, куда же ты вчера ушел сразу вслед за мной, не дождавшись окончания застолья?

– А ты встретил ту девку, чье послание я тебе передавал? – ответил вопросом на вопрос князь Черкасский.