Алексей Кулаков - Наследник

Установившуюся тишину нарушил пробегающий по своим собачьим делам небольшой кобелек — но не лаем. Сделав небольшой крюк, безымянная, и изрядно лохматая псина осторожно ткнулась носом в бедро пожилого мужчины и радостно фыркнула, бешено молотя в воздухе огрызком хвоста. Замерла, принимая немудреную ласку, а потом, как ни в чем не бывало, потрусила себе дальше.

Вздохнув, травник достал из кармана своей безрукавки небольшой блокнотик с огрызком карандаша, и с минуту что-то писал. Затем с удивительно звонким треском вырвал страничку, и протянул счастливому отцу:

— Все, что в списке, можно купить в любой городской аптеке. Сам с детьми ко мне в дом. Начинаем сразу, как прибудет заказанное.

Закончив последнюю фразу, он спокойно развернулся и ушел, оставив калитку открытой, а капитана и его друга-сослуживца в полнейшем недоумении.

— Чудной дед. А, Жора?

Тот только отмахнулся, с интересом разглядывая полученный «рецепт» и ровные строчки непонятной латыни. Ковырнув кончиком ногтя небольшой лиловый цветочек в самом верху записки, и убедившись в том, что тот не приклеен, а являет собой одно целое с бумагой, «пациент» задумчиво хмыкнул. Чуть-чуть помял, понюхал и со вздохом передал товарищу:

— Дед как дед. Ты это — водки пару бутылок прихвати, а? Чувствую, пригодится…

Распаренная, пышущая жаром плоть упруго прогнулась под нажимом длинных костистых пальцев, пропуская острые кончики до самого позвоночника. Массирующее движение, еще одно — и где-то внутри человеческого тела раздался едва слышимый хруст.

— Выдохнул!

— Ха!

Узкая ладонь травника неспешно прошлась вдоль спины капитана, и тот, безропотно и безмолвно терпевший все три часа мучений, которые травник словно издеваясь, назвал «подготовкой к лечению», не выдержал и зашипел. И было от чего — по его ощущениям, ему только что щедро плеснули жидким огнем вдоль спины.

— Сегодня переночуешь здесь, старайся попусту не шевелиться.

Пациент, не удержавший вздоха облегчения (пытки закончились!), нашел в себе силы повернуть голову и хрипло поинтересоваться:

— А если по нужде?

Та же ладонь плавно прошлась перед его глазами, и последним, что услышал мужчина сквозь внезапно навалившуюся на него дремоту и негу, было тихое:

— Спи.

Приоткрыв дверь парилки, Виктор Николаевич с еле слышным всхлипыванием втянул в себя глоток свежего ночного воздуха, отдающего летним разнотравьем и вкусным березовым дымком. Отер небольшим полотенчиком мокрое от пота лицо, присел на ступеньку и задумался.

«Уже не тяну, еще чуть-чуть — и прилег бы на полку рядышком с воякой».

Поглядел на руки и ноги, заметно высохшие за прошедшее время, и без сожалений, но с легкой ноткой грусти констатировал — его время на исходе. Конечно, жизненный путь окончится не завтра, не через год, и даже не через три… Быть может. Если не лечить. Но в любом случае — прежние силы к нему уже не вернутся, никогда.

— Н-да, никогда.

Как глупо и быстро все прошло! Сколько не узнал, сколько не успел, какие возможности упустил!.. Как поздно он понял, насколько интересной может быть жизнь!..

А может, это его подкосила недавняя потеря? Внезапная, и оттого еще более горькая? Его вторая жизнь, его сны, чудесные и красочные, переполненные яркими эмоциями и удивительно правдоподобными ощущениями, дающие силы и вдохновение — исчезли. Теперь, стоило ему смежить веки, и вместо ставших привычными и даже необходимыми картин чужой жизни, приходила какая-то непонятная мутная хмарь. Серая, пронизанная редкими отголосками тоски и сильного страха, приносящая порой приступы долгой, ноющей боли…

— Что же с тобой случилось, малыш?..

Откинувшись спиной на дверь, набранную из толстых сосновых плашек, Виктор вспомнил о терпеливом капитане, рискнувшим всем ради одного лишь только шанса на выздоровление. Затем мысли перескочили на его двойняшек, удивительно быстро освоившихся в доме, и наполнивших его перезвоном своих голосов и удивительно кипучей энергией. За каких-то полдня они успели до полусмерти затискать дворового кота, набрать полные карманы всякой ерунды (вроде куриных перьев или камешков затейливой формы), и подружиться с половиной местных дворняжек. Попутно обзаведясь волдырями после знакомства с зарослями крапивы вдоль забора, и едва не бултыхнуться в колодец. Вспомнил, улыбнулся, еще раз вздохнул полной грудью… И резко замер, от пронзившей его мысли. А может и ему тоже? Поставить на карту все, ради призрачной возможности продавить, пронзить, разметать ненавистную серую хмарь?.. В конце-то концов, ну что он теряет? Свои оставшиеся, весьма невеликие года? Или имущество, коим оброс? Его в могилу с собой все одно не утащишь. Так что?..

Словно бы от любопытства замер, и загустел ночной воздух. Затем утих тонкий комариный звон, и скромница-луна, покинув белое покрывало облаков, залила все вокруг своим нереальным серебряно-прозрачным светом.

— Решено.

Лечил Георгия старик-травник очень странно и непонятно, но одного у него было не отнять — уже после второго сеанса крайне болезненных «процедур» пациент перестал пользоваться своей тростью. После третьего посещения бани рискнул потихонечку нагнуться и разогнуться. А пятый-шестой сеансы окончательно вернули ему уже давно и прочно забытую легкость в движениях. Ощутив которую, он едва удержал предательскую влагу в глазах.

А две бутылки сорокаградусной так и не пригодились. Пожилой «экстрасекс» с повадками опытного садиста, поил его по утрам и вечерам такой отвратительно-ядреной гадостью (называя ее настойками и отварами), что голова и без всякой там водки шла кругом, а уж сознание вырубало — куда там сорокоградусной!.. Кстати, вредный старикашка и сам своей отравой не брезговал, отчего всего за две недели налился румянцем, слегка поплотнел телом, да и в резвости заметно прибавил. И все бы было хорошо, если бы…

— Погоди отец — что значит, для закрепления результата надо пройтись до одного места?

— То и значит.

— А чем тебя баня не устраивает?

Травник недовольно поглядел на воспрянувшего духом офицера, и развернуто ответил:

— Всем.

— Отец, ну объясни ты по-человечески, зачем нам с тобой куда-то тащиться пешком? Послезавтра друг на уазике приедет… Кхе-кхм!

Под тяжелым взглядом хозяина дома возражения просто перекосило в глотке, и даже последний довод не помог:

— А на кого я мелких своих оставлю?

— Лида с ними посидит. Рюкзак вон там, собран, завтра по росе выйдем, за полчаса доберемся. К вечеру… Вернешься.

Следующим утром, пытаясь не отстать от спутника-пенсионера, передвигающегося (налегке, между прочим!) по всяким там буеракам и оврагам с неприличной для своих почтенных лет сноровкой и скоростью, Георгий сам себе и ответил. Почему же нельзя было дождаться машины, и как белые люди добраться на ней до того самого «нужного места».