Вадим Мельнюшкин - Затерявшийся (Дилогия)

– Рядовой, кажется, мне знакомо ваше лицо, – обратился к часовому офицер, нет, скорее пародия на немецкого офицера, вышедший из следовавшей в голове колонны легковой машины, которая встала сразу в десяти метрах от поста.

– Рядовой Пройсс, господин цугфюрер, так точно, я делал вам перевязку четвертого дня прямо здесь.

– Спасибо, рядовой, – зондер протянул непонятную черную коробку с зеленой окантовкой. – Говорят, такие курит сам Сталин. По крайней мере значительно лучше ваших пайковых.

– Спасибо, господин цугфюрер.

Видно, что этому недоразумению в форме нравится, когда перед ним «тянутся» и отвечают по уставу, ну а Отто это не сложно. Он не курил, но если это и правда хорошие сигареты, то можно их сменять на что-либо полезное, может, даже на «панцершоколад». Он вообще любил сладкое, а от «панцершоколада» становилось легко и пропадал страх, постоянно державший его в напряжении последний месяц. Того же эффекта можно было добиться, приняв таблетку первитина, но с шоколадом процесс был гораздо приятней.

– Вы сколько будете на этом посту?

– До завтрашнего утра.

– Ну, тогда еще увидимся, спаситель, я уже до вечера собираюсь покинуть ваш город.

– Удачи, господин офицер.

Ага, офицер, как же, но хорошее слово и кошке приятно. Может, чего еще обломится к вечеру-то.

Автоколонна остановилась перед воротами, только легковой автомобиль зарулил внутрь двора. Господин интендантуррат, собственной персоной, уже встречал меня во дворе.

– Здравствуйте, Пауль. Машины сюда загонять не стоит – ваш груз на складе в пяти минутах отсюда. Да, как ваши раны?

– Здравствуйте, Огюст. Вашими молитвами с моими царапинами все нормально, а насчет склада я так и подумал. Грузчики там найдутся?

– Обижаете. Там может не быть летчиков и танкистов, да что значит не быть – их там точно нет, но грузчиков хватает. Вы заночуете?

– Нет, загрузимся и обратно в Витебск.

– Разве вы отсюда не в Краков? – насторожился немец.

– Отнюдь, в Краков, – я понизил голос, дабы никто не услышал, – пойдет вторая партия, ваша, а моя из Витебска прямым ходом в Варшаву. Железная дорога уже заработала, вы не знали?

– Вот как? Тогда да, так безопаснее.

– Кстати, вы определились с адресом доставки и объемами?

– Да, все хорошо, я бы сказал, просто отлично. Нас ждут великие дела, Пауль.

Ага, трибунал тебя ждет не дождется. Хотя, может, и отвертишься – калач тертый.

– Тогда чего ждем мы? Раньше начнем – раньше опохмелимся.

– Согласен, – засмеялся Мезьер. – Сейчас организую погрузку, вернемся и обмоем.

– Извините, Огюст, но давайте в следующий раз. За погрузкой своего груза, – выделил предпоследнее слово, – я собираюсь проследить лично. Не считайте это за недоверие, но береженого бог бережет – путь длинный, и не хотелось бы застрять ночью посреди леса из-за рассыпавшихся мешков.

Ну да, так я и оставлю свою банду без присмотра, вдруг Тихвинский растеряется и не сможет какую проблему разрулить. Погорим из-за мелочи, как шведы под Полтавой.

– Вы совершенно правы, мой друг, именно так надо делать дела, – Мезьер как-то замешкался, видно, в душе его происходила внутренняя борьба. – Надеюсь, вы не откажетесь принять от меня в подарок бутылочку так понравившегося вам коньяка.

А, так это он с жабой борется. Смотри, какой сильный – справился.

– Конечно же, я не могу отказаться от предложения друга, но оставляю за собой право на ответный подарок.

Ишь, как глаза загорелись. Будет тебе подарочек, век не забудешь.

Склад не впечатлял – сарай он и есть сарай, только большой и грязный. Охранников было всего двое, степенные такие сорокалетние немецкие бюргеры, с пузами. Первый раз таких вижу – или я что-то не понимаю в немецкой мобилизационной политике, или Мезьер на ответственные места своих старых подельников пристраивает. Около конторы у него нормальные солдатики ошиваются, а здесь два таких чуда, ну да мне на руку – эти вряд ли к водителям и Тихвинскому приставать будут. А вот и он легок на помине – ополоснул морду из фляги и, как и договаривались, сразу отвалил в тенечек, типа – хрупкий груз, не кантовать. Грузчиков было за два десятка, опять наши пленные, ну примерно на это я и рассчитывал, правда, могли быть и местные, но дела это не меняет. Водилы мои сделали морду кирпичом и в разговоры не вступали, отчего сразу получили несколько ненавидящих взглядов и по ведру словесных помоев на голову. Кто-то из архаровцев не выдержал, и один из грузчиков покатился по земле, получив плюху. Часовые защелкали затворами и заорали, чтобы буяны разошлись. Я тоже поорал. Прибежал Тихвинский – и вот уже наш горе-боксер собирает мордой пыль. Надо будет проследить, как бы в лагере разборок по этому поводу не случилось, а то будет у меня военюрист с подглазными осветительными приборами. А оно мне нужно?

Наконец-то работа пошла. Не закипела, конечно, рабский труд, как известно, не отличается высокой производительностью, а время дорого. Ладно, буду изображать немецкую сволочь, кулаки в ход пускать противно, но, к счастью, я интеллигентная немецкая сволочь, можно даже сказать, культурная. Значит, достаем пистолет. Правда, у Ганса Иоста все наоборот – снимать с предохранителя револьвер надо против культуры, но мне не до точности формулировок. Пары минут размахивания полуигрушечным средством устрашения дали свой результат – немцы успокоились, мои утихли, а пленные, скрывая злость в глазах, зашевелились.

– Огюст, вы их вообще кормите?

– Да… Наверное.

– Понятно. Организуйте им какую-никакую кормежку, лучше полчаса потерять, зато потом за пять минут… ну, не за пять, но быстро загрузиться.

– Хорошо, сейчас организую.

Через полчаса в ворота въехала телега, управляемая таким же военнопленным, даже без охраны. Никаких отличительных знаков на потрепанной форме водителя кобылы, типа белой повязки, что я нацепил на водил, не было. А не перестарался ли я? Даже маслом кашу можно испортить, несмотря на народную мудрость. Да и больно мордатые мои бойцы по сравнению с местными задохликами. Задохлики, не задохлики, а термосы потягали и расфасовали кашу быстро и организованно, ели, правда, жадно. Дисциплина в наличии, значит, ребята еще не сломались, но помочь я им ничем не могу, черт меня подери. Были бы тут не немцы, а монголы, да лет девятьсот назад, просто выкупил, а так даже такой, как Мезьер, не поймет, если я выскажу такое желание. Кого-кого, а советских рабов сейчас завались – зачем покупать, если так можно в лагере получить. Извините, пацаны, остается только за вас отомстить. Но за этим, будьте уверены, не заржавеет.

Ловлю себя на этих мыслях и не понимаю – пугаться мне или что? Как этот мир, эти люди сумели привязать меня к себе, сделали свои проблемы моими? Мне же уходить… надеюсь, скоро. Не помешает ли эта привязанность уходу? Не знаю! И знать не хочу, так-перетак.