Александр Марков - Зачистить Чистилище

Первый танк, вступивший в этот город, выкрасили в белый цвет, хотя подобная окраска больше подходила для пустыни, которой здесь отродясь не было, на бортах вывели надпись «Скобелев», а над ним развевался русский флаг. Генерал пробирался в Константинополь, переодеваясь в простые одежды, ходил по его улицам, рискуя быть узнанным, но ему так хотелось здесь побывать. Не одному, не как шпиону, таясь от всех, а во главе своего войска. Жаль, что он не дожил до этого времени…

Эту войну стоило продолжать, чтобы вновь приколотить свой щит на воротах Царьграда, как почти тысячу лет назад. Но теперь они сделали это. Теперь они получили Галицию и проливы, как им и обещали союзники, и даже больше, потому что разговор о европейской части Турции, Данциге, Познане, Восточной Пруссии и Циндао зашел позже, когда пришло время переговоров о мирном соглашении.

Картографическое общество сейчас работает, не покладая рук, подготавливая для печати новые карты, где будут обозначены нынешние границы Российской империи.

Британцы и французы даже из церемонии подписания хотели сделать своеобразное шоу, чтобы унизить германцев и австро-венгров, будто того, что они и так получали, было недостаточно для них взамен тех поражений, что они испытали в этой войне и в тех, что случались прежде.

Германия теряла все свои колонии, которые переходили французам и британцам, но все они располагались слишком далеко от метрополий, и когда-нибудь новые хозяева тоже потеряют их. Только Россия имела все свои земли в одном кулаке, ее не интересовали колонии в Африке, будь иначе, она давно бы заполучила их. Но зачем?

Даже Италия, от которой в этой войне были одни головные боли, и Румыния, от которой боли головные были еще сильнее, потому что ее армия после первых же сражений побежала, бросая свои позиции, и закрывать эти бреши пришлось русским, хотели урвать себе кусок разваливающейся Австро-Венгерской империи. Российский Генштаб такой исход событий предугадал, заранее перебросив на Румынский фронт свои части. Вот только сейчас аппетиты Италии и Румынии были слишком большими, точно это они сыграли в этой войне главную роль.

Британцы и французы и вовсе решили подписать соглашения, не приглашая представителей Австро-Венгрии и Германии, и лишь позиция России помешала им это сделать, но сохранить Германии флот Россия не смогла. То, что сумел сохранить Шеер, досталось победителям. Только из-за того, что в Ютландском сражении Шеер считался победителем, его не разжаловали и не судили, а лишь отстранили от командования флотом Открытого моря. Зачем он привел то, что все равно пришлось отдавать? Лучше бы потопил корабли вместе с русскими…

Австро-Венгрию разделили на два государства…

Проигравших заставили выплачивать репарации, которые оказались бы слишком большими и неподъемными, на долгие годы ввергнувшими Германию и другие страны в нищенство, не сумей Россия уменьшить их. Она отстояла и Сербию, а то в этом дележе ей ничего бы и не досталось.

Мазуров смотрел на суетящегося и циничного Клемансо, из глаз которого буквально сочилась ненависть к премьер-министру Германии Бетвег-Гольвегу, хотя он и пытался скрыть ее за улыбкой, вальяжного и чуть нерасторопного Ллойд Джорджа, который, главным образом, следил на этой церемонии за тем, какое впечатление он производит на окружающих, президента САСШ Вильсона, в эти минуты раздосадованного тем, что его страна опоздала вступить в войну, а ведь ей предоставлялся такой великолепный повод, когда германская субмарина потопила «Луизитанию», на которой находилось несколько сотен американских граждан. Но теперь он мог рассчитывать только на роль наблюдателя, впрочем, САСШ и так нажились на этой войне, поставляя вооружение странам Антанты, а по сведениям Игнатьева, и странам Центральных государств. Вот только пока сведения эти не стоило разглашать.

Но сидящие в зале уже не раз видели этот фильм. Он не представлял для них никакого интереса, и они уже пережили радость от победы, когда смотрели его в первый раз, когда встречали поезда с войсками, возвращающимися с фронта, и теперь хотели видеть совсем другое, что-то более легкое, воздушное, Спасоломскую, а о том, что была война — забыть побыстрее. Это уже почти произошло.

Мазуров вдруг почувствовал, что и его начинают отпускать воспоминания, они стираются, тускнеют, как выцветает от времени краска на ярких картинках.

— Что ты будешь теперь делать? — как-то спросила его Катя и посмотрела настороженно, чуть испуганно, ожидая, что же он ответит.

Она знала, что к Мазурову опять приходил Рандулич, и помнила, чем обычно заканчиваются эти визиты, и теперь, уже задав вопрос, корила себя за то, что сделала это, но больше оттягивать не могла, так она измучилась, строя какие-то предположения.

— Я ведь астроном, — сказал Мазуров, — буду преподавать, заниматься научной деятельностью.

— Есть предложения?

— Да. Кто же откажет герою войны? — улыбнулся он. — Придется даже выбирать.

— Ты уже выбрал? — обрадовалась Катя, потому что все ее опасения оказались беспочвенными.

— Нет еще. Выбираю.

Он не сказал Кате, что не так уж и много университетов, где преподают астрономию, что уровень его на самом деле пониже большинства ученых, а Рандулич… Рандулич обещал ему экспедицию на Тибет. Не сейчас. Со временем. Там ведь такое чистое и низкое небо, и он так мечтал увидеть на нем звезды. Но ничего этого он не сказал Кате. Зачем ей зря волноваться прежде времени?

Документальный фильм закончился, и на белом экране появилась обворожительная Спасоломская, но смотреть хотелось не на нее, а на то, как играют тени на лице Кати и как меняется ее выражение, когда она смотрит этот фильм…