Дмитрий Шидловский - Самозванцы

– А когда обнаружится, что Макушенко не вернулся, начнется охота за тобой, – пообещал Басов. – Так что в эфир больше не выходи.

– Я убью их, – Крапивин смотрел куда‑то в сторону.

– Месть слишком незначительный повод для убийства, – пожал плечами Басов. – Ты просил научить тебя не убивать без необходимости, а теперь сам жаждешь крови. Не облегчай участь убийц, платя им той же монетой. Умрут лишь те, кто будет мешать нам закрыть «окно» и предотвратить катастрофу. Нам с тобой всё равно в тот мир пока не вернуться.

– А у меня там семья… – вздохнул Крапивин.

– Будь с собой честным, ты давно ушел из неё, – оборвал его Басов. – Вы с женой только не оформили разрыв официально. Ее устраивал статус жены героя, тебе было проще считаться женатым человеком. Выбор – семья или служба – ты сделал давно. Теперь тебе надо лишь принять его последствия. А чтобы тебе было проще, я скажу еще кое‑что. Незадолго до нашей отправки я позвонил твоей жене. Это ведь ты такой правильный: дали приказ не звонить – и не звонишь.

– И что? – насторожился Крапивин.

– Твоей жене сообщили, что ты погиб. Еще при отправке Селиванов не планировал наше возвращение.

Несколько минут собеседники молчали.

– Значит, невозвращенцы, – констатировал Крапивин. – Чем займемся?

– Я уже занялся, – пожал плечами Басов. – Речь Посполитая семнадцатого века совсем не худшее место для проживания. Свободная и небедная страна. Сейчас она на пике могущества и процветает. Шляхта здесь обладает такими свободами, о которых самые родовитые бояре на Москве и мечтать не могут. Я добился высокого общественного статуса. Денег хватает. Подозреваю, что в Кракове и Ченстохове в люльках орет или скоро заорет с десяток младенцев, к появлению которых я имею самое прямое отношение. Чем не жизнь? Могу помочь пристроиться при дворе. Сигизмунд – серый, посредственный правитель, но служба при нем дает приличные дивиденды.

– Я русский, – исподлобья поглядел на приятеля Крапивин. – В моей стране сейчас начнется смута. На нее нападут интервенты. Те самые поляки, которым ты служишь.

– Мне кажется, ты несколько переоцениваешь роль Сигизмунда в грядущих событиях, – заметил Басов. – Перед врагом, уничтожив которого, можно было бы остановить смуту, я бы первым обнажил клинок. Но главный враг наших людей – они сами. Смута у них в мозгах. Они уже готовы к гражданской войне. То, что произойдет, будет лишь следствием этого раздрая в мозгах. А переделывать человеческую природу меня уволь.

– Но есть долг, – возразил Крапивин. – Долг перед родиной. Пусть это и другой мир, но здесь есть Россия, и я буду сражаться за нее.

– Смотри только, чтобы тебе в спину не ударили, – посоветовал Басов. – Хорошо участвовать в святой освободительной войне. Но в смуте все воюют со всеми и предают всех. Я в такую бойню лезть не намерен.

– Но ты ведь служишь Сигизмунду и можешь оказаться под Москвой.

– Как шляхтич я вполне смогу послать Сигизмунда подальше и уехать в свое имение, что и сделаю, – отмахнулся Басов. – Ты, наверное, не очень хорошо представляешь себе законы Речи Посполитой. Это тебе не Советский Союз, где при объявлении мобилизации все как один становятся в строй. Если король хочет поучаствовать в войне, он объявляет «посполитое рушение». Но если сейм не утверждает его указа, то король остается без денег и, соответственно, воевать не может. Впрочем, участие в войске и так является скорее привилегией шляхты, чем обязанностью. Да мало того, каждый шляхтич может объявить «рокош», то есть войну королю. Это тоже привилегия шляхты.

– Ну и бардак, – смачно сплюнул на пол Крапивин.

– Бардак жутчайший, – подтвердил Басов. – Через двести лет он погубит Польшу. Но сейчас в нём моё спасение. Поверь, я вовсе не горю желанием лить кровь за интересы очередного коронованного проходимца или претендента на престол. А в большинстве стран мне именно это и пришлось бы делать.

– Но ведь можно же сражаться за свою страну, – проговорил Крапивин. – Я понимаю, та Русь, в которую мы попали, это не совсем наша земля. Но все же это Россия.

– Я тебе уже сказал, Вадим, – покачал головой Басов, – главный враг здешней России – ее собственный народ с дурью и холопством в башке. На здоровое государство почти никто не может покуситься. А вот когда в стране разброд и шатание, достаточно самого маленького толчка, чтобы оно развалилось.

– Тогда нам придется расстаться, – отрубил Крапивин.

– Это твой выбор, – пожал плечами Басов. – Я тебя с собой звал. Вольному воля. Но не торопись прощаться. Ты забыл, что у нас есть еще одно дело. Мы должны закрыть все эти поганые «форточки», из которых сюда прет всякая нечисть из нашего мира. Вот за это мы с тобой действительно отвечаем.

Крапивин еле заметно кивнул.

– Я знаю только одно постоянно действующее «окно»: в Москве, на новой базе. Если прорвемся, то сразу выйдем на Алексеева. Он там работает.

– Возьмем Алексеева с его машиной – считай, девяносто процентов дела сделано, – проговорил Басов.

– Тогда в путь, – после непродолжительной паузы предложил Крапивин.

– Э, погоди, – улыбнулся Басов. – Ты забыл, что я на службе? У меня послание к князю Константину Острожскому от его величества короля Сигизмунда Третьего. Вот закончим это дело и двинем в Москву.

– А мне куда? – недоуменно спросил Крапивин.

– А ты со мной, – ответил Басов. – Тебе еще предстоит увидеть здешнее хлебосольство. Лишняя неделя погоды не сделает. Сейчас едем в город Острог.

Город Острог не произвел на Крапивина сильного впечатления. Небольшой заштатный городишко Речи Посполитой, состоявший в основном из мазанок и деревянных домов. Впрочем, было нечто в его обитателях, чего подполковник не мог не отметить. По специфике своей службы Крапивин много путешествовал, но посещал всё больше «мировые захолустья». Впрочем, и этого ему хватило, чтобы начать улавливать некий «столичный дух», царивший в некоторых городах. При этом ощущение «столичности» в жителях придавали совсем не размер их городов и статус стран. Неудивительно, что жители такого мегаполиса, как Москва, считали себя «солью земли русской», а всю остальную территорию до Калининграда и Владивостока воспринимали как периферию собственного города. Кроме того, по большей части они почему‑то были убеждены что жители «остальной России» только и мечтают переехать в столицу, и относились к провинциалам с легкой снисходительностью, как к младшему брату, которому еще предстоит «дорасти» (точно так же, по наблюдениям подполковника, вели себя и жители Москвы времен Бориса Годунова).

Но полагали себя солью земли афганской и жители грязного, заштатного Кабула времён советской оккупации. А уж степень амбиции жителей Каира, в котором Крапивин побывал в порядке «обмена опытом» с египетским спецназом, вообще не поддавалась никакому описанию. Эти вообще считали себя жителями столицы всего арабского мира, который, в их представлении, был куда важнее, чем весь «западный мир», включавший Америку, Европу, Россию и почему‑то Японию.