Андрей Десницкий - Угарит

Потом были другие выходы, и я стрелял, и, видимо, иногда попадал. Но всегда можно было подумать: это не моя пуля, его убил или ранил другой. И в меня тоже стреляли пару раз, один раз даже попали, но на излете и в бронежилет. А этот… этот был мой, без сомнения. Молодой и совсем не похожий на шахида. Он не сразу стал приходить ко мне во снах, и вообще, я был во всем прав – я исполнил, что было должно, я защищал свой народ, свою землю, жизнь и безопасность своих товарищей, в конце концов. И потому я убил паренька лет двадцати, который, может быть, ни в чем и не был перед нами виноват. А по-своему, так был даже прав…

Чем, чем храмовый слуга напомнил мне того палестинца – я не знаю. Но я толкнул его на землю левой рукой, острие меча поднес к самому горлу, и сказал:

– Лежи. Молчи. И будешь жить!

А потом развернулся и побежал к морю, вслед за Иттобаалом. Юльку все-таки надо было предупредить…

– Свои, свои, – закричал я, – не бойся! Теперь все свои.

Иттобаал уже цеплял свой меч к надутому воздухом бурдюку, сбросив тяжелый от влаги плащ. Метрах в двухстах от берега нас ждала большая рыбачья лодка, и я был почти уверен, что уже могу различить ее контуры на фоне предрассветного моря.

Сыграть перед жрецами роль властной и уверенной в себе Вестницы оказалось несложно. Но буквально после трех-четырех шагов по темной тропке, стоило мне пару раз запнуться и набить синяк-другой о торчащие камни, весь нарзан из меня вышел, как говаривала бабушка. Да и время года было уже не то, чтобы разгуливать ночью голышом, так что била меня крупная и противная дрожь. Скатившись к самому берегу, я оглянулась назад, чтобы понять, не следят ли за мной сверху. Наверху явно шла какая-то непонятная возня, мелькали черные тени, и лучше было во все это не вмешиваться. Только вот где же Венька, что с ним? Неужели он там, в этой непонятной и грозной тьме?

Закусив ладонь, чтобы не взвыть от ужаса и тревоги, я беспомощно озиралась, не понимая, что же мне теперь делать. Внезапно там, откуда я прибежала, раздался резкий, полный ужаса крик, и сердце мое дернулось и заныло в ответ ему.

– Венька, Веня, Венечка, только не умирай, только живи, пожалуйста, только уцелей, – твердила я как заведенная, – Не забирайте его у меня, очень прошу, не забирайте, пусть он будет жив.

Я сама не знала, кого просила, кого умоляла, но я всем своим существом чувствовала, что есть Кто-то или Что-то, огромное, могущественное, перед кем мы только маленькие слабые беспомощные дети.

Стоять на берегу было холодно, да и неловко я себя ощущала вот так, совсем без ничего, хотя в этот рассветный час любоваться моими красотами было совершенно некому. Поэтому я свернулась клубочком за одним из валунов, щедро раскиданных в прибрежной полосе, и только по-прежнему повторяла раз за разом: «Спаси его, ну пожалуйста, ну что Тебе стоит! Не убивай, сохрани его, верни мне его живым и здоровым!» Так в детстве просят: ну пусть в этот раз к доске вызовут не меня, пусть мама раньше вернется с работы, пусть найдется любимое цветное стеклышко! Но насколько теперь всё было всерьез…

Я вся обратилась в слух, тревожно ловя мельчайшие звуки, доносившиеся с откоса, но когда почти над самым ухом протопали чьи-то тяжелые шаги, и следом раздался такой родной и знакомый голос «Свои!», я вздрогнула от неожиданности. В следующую секунду, сама от себя не ожидая такого, повисла у Веньки на шее, всем телом впечатавшись в него и повторяя только одно слово «Живой!».

Венька, по-моему, тоже совершенно ошалел. Но он был еще весь такой горячий, не вышедший из боя, что от избытка чувств стиснул меня так, что я невольно взвыла «Больно», а Венька вдруг закрыл мне рот поцелуем. Мир вокруг завертелся и погас, чтобы буквально тут же взорваться от чьего-то чуть недовольного голоса:

– Эй, бросайте, корабль ждет.

– Вень, кто это? – охнула я, соображая, что прикрыться мне совершенно нечем. И даже волос у меня куда меньше, чем у легендарной леди Годивы, а, стало быть, представать перед незнакомцем в подобном виде совсем ни к чему. Да и перед Венькой тоже, откровенно-то говоря…

– Иттобаал это, – буркнул Венька, кажется, тоже испытывая неловкость от моего вида. – Мы с ним вместе пришли отбивать тебя.

– Ээээ… Приятно познакомиться. Я вам очень признательна… – забормотала я, на всякий случай прячась за Венькину спину, чтобы не очень светиться перед незнакомцем.

– А платье мое вы случайно не принесли? – вдруг брякнула я. – Не могу же я в таком виде…

– Можешь-можешь, – неожиданно фыркнул Венька, – тебе так даже очень идет.

Он ловко увернулся от подзатыльника, который я была готова ему отвесить, и в свою очередь наградил меня звонким шлепком.

– Будешь знать, как в плен попадать, – назидательно произнес Венька, а потом серьезным тоном продолжил, – Платье тебе сейчас совсем не поможет, даже наоборот. Нам до лодки плыть надо, оно тебе мешать будет, ноги связывать. А потом в мокром сидеть – ты только хуже простудишься. Так что давай, плыви, а потом разберемся, во что тебе завернуться.

– Тогда не смотрите на меня, – неуверенно попросила я, – А то мне неловко.

– Давай-давай, шуруй вперед, – напутствовал меня Венька, – нам сейчас совсем не до того.

– А то нет! – запальчиво возразила я, входя в воду вслед за Иттобаалом. Он уже вошел в воду и поплыл, толкая впереди себя надутый воздухом бурдюк с каким-то грузом.

Вода показалась обжигающе холодной, и мне не оставалось ничего другого, как грести изо всех сил, чтобы не окоченеть и не пойти ко дну прямо тут же. Пережить все то, что мы прошли, и утонуть – это было бы как-то совсем уж глупо. Море словно сдирало страхи жесткой и одновременной нежной губкой: некогда было думать о всякой гадости и ерунде, только: далеко ли еще до лодки, до сухости и тепла?

Но сухости особой не оказалось и там. В лодку меня втащили, перекинув через скользкий и неожиданно высокий борт сразу после того, как Иттобаал мощным рывком забрался внутрь, чуть не потопив суденышко. Чьи-то незнакомые руки тянули меня вверх, Венька бесстыдно подталкивал сзади, и в конце концов я перевалилась внутрь и сжалась на корме, обхватив руками коленки.

Мы заполнили небольшую рыбацкую лодку до отказа, бортами она почти что черпала воду, а мужчины немедленно навалились на весла, чуть не задевая меня при каждом взмахе. Лодка тяжело развернулась и пошла прочь от Библа, набирая скорость и слегка покачиваясь на мелкой волне.

Так странно было сидеть среди этих разгоряченных боем, бегом и греблей мужчин, слышать их хриплое дыхание, немногословные реплики – но это были свои! На плечи мне набросили что-то шерстяное, пахнущее овечьим стадом, стало чуточку теплее, и тут меня вновь заколотило и от холода, и от прошлых переживаний.