Евгений Лукин - Миссионеры

О ужас! У входа в бухту, почти не различимые на фоне неба и волн, маячили три корабля-призрака, подобные встреченному нами пять дней назад.

Памятуя, что лишь молитвою были устрашены они в прошлый раз, я воззвал к Господу. И чудо свершилось вновь. Словно Божий перст провёл по водной шири невидимую черту, и вдоль неё, незримой, лавировали они, не в силах преступить предел и подойти к стоящим на якорях каравеллам.

Однако дьявол, согласно пословице, всегда нападает с тыла. И вот в нескольких шагах от меня с песка легко поднялся нагой татуированный отрок — почти юноша. Вскрикнув от неожиданности, один из стражей прицелился в него из мушкета. Отрок оскалил в усмешке белые зубы и побежал, но не прочь от солдата, а в сторону. Потом остановился, продолжая бесовски улыбаться, и бросился наземь за миг до выстрела. И тогда страшно закричал второй солдат, ибо дуло мушкета было теперь направлено в его грудь.

Прогремел выстрел, и в помятой кирасе, с окровавленным лицом, несчастный упал замертво. А татуированный отрок уже снова был на ногах. Взмахом голой руки он поверг на песок оставшегося в живых солдата — воина рослого и умелого, а из-за малого песчаного бугорка, за которым без вражьей помощи и кошке не спрятаться, поднялись ещё несколько отроков и отроковиц — помладше.

Упав наземь и твердя в страхе молитву, я видел, как они пробежали мимо меня туда, где рядом с нашими лодками колыхался их белый двойной челнок. Трое из них несли… О Боже! Человек, чьё бесчувственное тело несли к чёлну, был облачён в дорогие бархатные одежды. Лица я узреть не мог, ибо голова несомого была обёрнута алым плащом, но я узнал изукрашенные серебряной насечкой латы и золотую адмиральскую цепь.

На моих глазах они бросили адмирала в челнок и, распустив белые перепончатые паруса, устремились в море.

Когда с Божьей помощью я нашёл в себе силы закричать, страшная весть уже разнеслась по берегу. Трепеща, узнавал я подробности злодейства. Адмирал, сопровождаемый четырьмя офицерами, пожелал осмотреть опустевшее селение, где, по слухам, нашли искусно обделанных в золото деревянных идолов. Когда же спустя малое время в селение, влекомый алчностью, проник один из матросов, он открыл в ближней к морю хижине лишь четверых оглушённых офицеров.

Осыпаемый градом мушкетных пуль, челнок устремил свой бесовский бег меж рифами, где его не могли преследовать наши глубоко сидящие судна. От борта каравеллы «Благодать Господня» отделились две лодки с гребцами и пустились в погоню, надеясь перерезать путь беглецам. Трижды вздымал ядрами воду перед самым носом вёрткого челнока искусный канонир «Святой Девы». Тщетно! Ничто не могло устрашить этих детей сатаны.

Крики на берегу смолкли. С замиранием следили мы за уходящими в море судёнышками. Мысль о незримом пределе, за которым угадывались грозные очертания призрачных кораблей, поразила всех.

Ослеплённые яростью, моряки продолжали погоню. Одна из лодок усилиями гребцов вырвалась далеко вперёд и вслед за челноком пересекла роковую черту. И свершилось. Огненно-дымный след с грохотом протянулся от одного из дьявольских кораблей к лодке со смельчаками, и адским пламенем вспыхнула она. Оцепенев от ужаса, стояли мы на берегу и, казалось, слышали сквозь шум прибоя вопли горящих заживо людей. Воочию узрели мы, что ждёт нас за невидимым пределом.

Грешны мы перед тобой, о Господи, но зачем столь ужасна кара твоя!

Честно говоря, хотелось протереть глаза: в обрамлённой зеленью бухточке почти борт о борт стояли на якорях каноэ береговой охраны вечерних и лёгкий авианосец утренних. О принадлежности этих двух боевых машин приходилось теперь догадываться по мелким признакам — вымпелы с кораблей были сняты.

На передней огневой площадке «Тахи тианга» (всего три метра отделяли её от передней огневой площадки бывшего противника) стояла Ити-Тараи и, покусывая вывернутую нижнюю губу, внимательно слушала, что ей негромко говорит командир каноэ — тоже женщина и тоже из южных хеури. А поскольку стояли они, одинаково опершись на очень похожие заряжающие установки, то со стороны казалось, что Ити-Тараи беседует с собственным отражением. Речь, надо полагать, шла об атакованном каравеллами Аату-6.

Кормовые площадки кораблей отстояли друг от друга на несколько большем расстоянии, и простым воинам, чтобы переброситься парой фраз, приходилось уже разговаривать в полный голос.

По обеим палубам, рассеянно любуясь бухтой и небосводом, прогуливались несколько молодых людей жуткого вида — светлокожих и без татуировки. У каждого из них небрежно болтался за спиной лёгкий ракетомёт. Странно было видеть тех, которые не воюют, вооружёнными. Странно и обидно. На кораблях — согласно приказу — все стволы были разряжены, и боезапас сдан в пороховой трюм под крепкий узел.

— На Детский остров похоже, — с некоторым пренебрежением заметила девчушка-снайпер, стараясь не глядеть в сторону оборотней. Шнурка с человеческими клыками на шее у неё на этот раз не было — заставили снять.

Воины, уже слегка оглушённые наркотической жвачкой (обычно она была под запретом), окинули взглядом бухту и, подумав для важности, согласились: да, похоже. Чистая живая вода без плёнки. Ни активного ила, ни серой зловонной пены вдоль берега. Даже вон рыба плавает и не дохнет… Атолл-27 был затабуирован шестнадцать лет назад — на случай переговоров в будущем. Шестнадцать лет, как и к Детским островам, к нему не смел приблизиться ни один военный корабль.

За белыми, оглушительно ворчащими бурунами чернел на горизонте крохотный горбик Тара-Амингу.

— Клык передаёт, — сказал кто-то из утренних.

Все обернулись, прищурясь.

— Эй, зеркальный! — окликнула девчушка-снайпер. — Перевёл бы, что ли…

В ослепительном сиянии утра вспышки просматривались слабо. Связист вечерних нахмурился.

— Личный код Старых, — буркнул он. — Мне его знать не положено…

Не переставая лениво двигать татуированными подбородками, воины посмотрели на берег. Атолл-27 не имел естественных возвышений, поэтому зеркальную установку связи смонтировали на возведённой деревянной вышке, а иначе бы пришлось вырубать заслоняющую обзор пальмовую рощу, что потребовало бы гораздо большего времени. На тесной смотровой площадке, парящей над кронами, торопливо вывязывал узлы личный связист Старого. Вывязав «тьму», передал шнур напарнику и, качнув несколько раз зеркалом, послал в сторону Ледяного Клыка серию вспышек, говорящих о том, что сообщение принято. Тем временем второй связист съехал по канату на землю и заторопился к большой круглой хижине, собранной за ночь, как и вышка.