Вячеслав Коротин - Шпага императора

Штыки примыкались к ружьям, которые были хоть и покороче, чем в линейной пехоте, но ружьями от этого быть не перестали.

За ситуацию на данном участке можно теперь не особо беспокоиться и я поплёлся «на Голгофу» – к Дохтурову.

– И что произошло, капитан? – командующий сражением даже не дал мне возможности разинуть рот для доклада. – Вы на чьей стороне воюете?

Лица генералов и штаб-офицеров, находящихся здесь же, молча, но однозначно высказывали солидарность с только что высказанным мнением генерала.

– Ваше высокопревосходительство! – попытался сформулировать свою мысль я. – Произошло досадное недоразумение – именно эта ракета оказалась ущербной. Ни я, ни мои подчинённые…

– При чём тут ваши подчинённые? – оборвал меня Дмитрий Сергеевич. – Вы и только вы ответственны за свои новшества в армии – раньше как-то обходились и без них. А раз уж навязали эти ракеты для сигнализации, то обязаны были лично проверить каждую…

И вот что тут скажешь? Что невозможно проверить функциональность сделанной неизвестно кем и где ракеты, пока её не запустишь? Нет, в спокойной обстановке, за столом, я бы, конечно, объяснил командующему корпусом ситуацию, но сейчас, когда на позициях кипело сражение, это было совершенно нереальным.

– Пока оставайтесь здесь, – подвёл черту Дохтуров, – а после баталии я откомандировываю вас обратно в распоряжение графа Остермана – мне такие советники не нужны.

Теперь мне впору стреляться. Такой разнос в присутствии полутора десятков офицеров и генералов… Нетушки – я в крайнем случае и в Академию вернусь.

Но дико неприятно, конечно…

– Дмитрий Сергеевич, – отвлёк командующего Монахтин, – пошли кирасиры на правый фланг.

Действительно: та самая блистающая на солнце своими кирасами и касками тяжёлая конница двинулась на пока ещё не атакованные позиции нашей пехоты. И имела все шансы её строй проломить. А там…

Оставалось надеяться на стойкость полков и эффективность батарей, хотя на правом фланге пушек было немного. И фугасов ни одного…

Дымная полоса прочертила свой след над полем, и метров за двести от атакующих конных латников вспух дым разрыва…

Ай да Александр Дмитриевич! Ай да «сукин сын»! Засядько всё-таки успел сделать боевые ракеты!

– Что это? – удивился Дохтуров.

– Ракеты, ваше высокопревосходительство, – посмел я подать голос. – Только боевые, а не сигнальные.

– Что-то, я смотрю, от боевых толку не больше, чем от сигнальных, – недовольно отозвался в мою сторону генерал.

– Это пристрелка…

Над полем боя «запели орга́ны Засядько»: четыре, ещё четыре, и ещё четыре дымных шлейфа потянулись к атакующим колоннам французских кирасир. Две ракеты срезались на полпути, но остальные угодили куда надо.

Строевые кавалерийские лошади, конечно, животные с крепкими нервами – они не сбавляют аллюра даже под картечными залпами. Но вот дымные шлейфы, тянущиеся навстречу, да ещё и с разрывами зарядов после падения, сделают психически озабоченными кого угодно, не только лошадей…

Тем более что ядро или граната прилетает неожиданно, а здесь латники Нансути, идущие пока ещё на рысях, могли чётко видеть, как именно в него рисует свой дымный след по небу непонятный снаряд. Строй вражеских кирасир слегка смешался. А тут еще в дело вступили и русские пушки.

На ракетной батарее по вполне понятным мне причинам наступила заминка – необходимо было дождаться, пока рассеется дым от запуска дюжины предыдущих ракет, переустановить дистанцию и снова зарядить установки.

А французы уже пришли в себя и, выровняв строй, продолжили выход на рубеж атаки. Метров за двести уже перейдут в галоп и ринутся на нашу пехоту. И запросто могут смять правый фланг. Сумские гусары, при всей их лихости, защита от тяжёлой кавалерии неважная. Остаётся надеяться, что Дохтуров в моё отсутствие подсуетился и направил туда конную артиллерию…

Действительно, перед строем нашей пехоты стали вылетать запряжки, на батареях «пушкарей летучих» орудия живо сбрасывались с передков и разворачивались в сторону неприятеля. И снова через ощетинившийся штыками строй, через только что появившиеся пушки нарисовали в небесах свои змеиные следы ракеты. Снова двенадцать, тремя сериями. На этот раз все они ушли по адресу. Не каждая врубилась во фронт атакующих французов, но лучше бить по арьергарду, чем просто перепахивать взрывами землю.

Как я понял, это был эксперимент Александра Дмитриевича Засядько, «проба пера». Всего три четырёхствольных станка… Ну что же – удалось. Надеюсь, что в будущих баталиях ракетные батареи станут более солидными.

Латники неслись уже галопом, рановато, конечно, тронулись, но торопились поскорее дорваться до прямого удара, до штыков нашей пехоты, стену которой надеялись проломить…

Сначала навстречу жахнула картечь конноартиллеристов – уже солидные бреши в рядах, затем огонь егерей. Ага! Это свинцовые шарики от ваших кирас отскакивают с такого расстояния, а новые пули их прошивают за милую душу. Ну и, наконец, плотный залп пехоты в упор. И всё – до наших шеренг доскакало совершенно несерьёзное количество ударной кавалерии Наполеона, которую немедленно взяли во фланг сумские гусары.

А вот в такой ситуации лёгкая кавалерия имеет чуть ли не более предпочтительные шансы.

Кирасирам стало понятно, что проломить наши шеренги они уже неспособны, что скоро пехотинцы жахнут по ним очередным свинцовым шквалом, по арьергарду уже начали бить гранатами пушки центра, гусары в серых мундирах сейчас врубятся в их порядки и задавят числом…

Запели трубы, и французские латники начали разворачиваться, чтобы отправиться туда, откуда пришли.

Сумцы преследовать не стали. И правильно: это позволило ракетчикам послать на прощание ещё одну серию своих подарков.

Но гусары не стали возвращаться на исходные – вдоль наших позиций они помчались на атакующую центр пехоту противника. Те, увидев угрожающую им опасность, немедленно ослабили натиск и стали выстраивать каре для защиты от атакующей конницы. И отходить.

В сражении наступила передышка…

– Белый флаг, ваше высокопревосходительство! – адъютант Дохтурова протянул руку, указывая на всадника, скачущего прямо к нам.

– Интересно, чего это им занадобилось? – хмуро бросил командующий Шестым корпусом. – Ладно, как только прибудет парламентёр – проводите его сюда.

На холм поднялся довольно молодой французский офицер. Вроде гусар, хоть на наших похож не особо – шапка меховая, но доломан и ментик с бранденбурами выдавали принадлежность именно к этому виду кавалерии. Я, как не раз уже упоминалось, французским владею сильно ниже среднего, так что произошедший диалог привожу со слов майора Дементьева, которого расспросил позже.