Михаил Ахманов - Странник по прозвищу Скиф

Глаза у него были застывшие и какие-то растерянные, что поразило Скифа намного больше, чем все города, которые могли обнаружиться на Сархате. Найти развалины города на древней планете — дело вполне естественное, а вот растерянность шефа относилась уже к явлениям запредельного порядка. Впрочем, Сарагоса быстро пришел в себя; кровь отлила от тугих мясистых щек, брови опустились на привычное место, нижняя губа захлопнулась, а взгляд посуровел.

Джамаль с Сийей тоже заметили эти странные перемены. Девушка вопросительно уставилась на Сар'Агоссу, а звездный странник, дернув его за рукав, поинтересовался:

— Ты что там увидел, Нилыч? Привидение? Или настоящий город?

— Грмм… — шеф внушительно прочистил горло. — Говорю тебе, не город, руины! Камни, стены, башни, шпили из металла — покривились, но блестят как новенькие… Еще — деревья, колонны, дорога и мох на дороге! Мох с цветочками! Розовыми, чтоб меня черти унесли!

— Так ты, дорогой, от цветочков в прострацию впал?

— Какую еще прострацию?! — рявкнул Сарагоса. — Видел я эти развалины, видел, понимаешь? Раньше видел! Эти самые или похожие, дьявол их разберет!

Скиф, пораженный, моргнул, а Джамаль еще крепче уцепился за рукав Пал Нилыча.

— Видел? Где ты их мог видеть, дорогой?

— Где видел, там видел. А теперь, князь, давай-ка сделаем так: ты помолчишь, а я подумаю.

«И я тоже», — решил Скиф. Конечно, временами его шефу снились вещие сны, но город этот он, похоже, видел наяву. И, разумеется, не в телевизионном клубе путешествий. Где? Ответ напрашивался сам собой.

Яркая точка ползла по бесплотному глобусу, шар мчался на юго-восток, оранжевое солнце опускалось за линию красных песков, а на смену ему вставал над горизонтом край гигантской сферы. Ее поверхность блестела не ярче земной Луны, однако этот космический феномен нельзя было назвать диском или точкой в небе; он сам являлся небом и, поднимаясь все выше и выше, словно сдвигал розово-фиолетовый занавес, сменяя его серебристым. Здесь нет ночи, подумал Скиф, любуясь этой картиной. И сумрака нет; есть только солнечный день и день пасмурный.

Их аппарат пересек границу света и тени — линию терминатора, и серебристое сияние победно воцарилось в небесах. Теперь ржаво-красная пустыня выглядела багровой, как засохшая кровь, а лица путников — белыми, словно кровь эту" выцедили из их собственных жил и окрасили ею пески Сархата. Блеск огромной чаши, опрокинутой над пустыней, был ровным и лишенным мерцания, что свидетельствовало о прозрачности атмосферы, но Скиф не мог различить каких-либо четких деталей в этом серебряном зеркале. Одни его области светились будто бы поярче, другие как бы скрывали тени — множество размытых теней, которые могли оказаться чем угодно. Например, океаном, по которому Земля могла бы катиться от берега до берега точно бильярдный шар.

— Мы были там? — Сийя коснулась руки Скифа и подняла глаза вверх.

— Да, моя ласточка.

— Страна вечного дня… — Сийя задумчиво сощурилась. — И потому даже из этого мира она прогоняет ночь…

«Нам было неплохо и при солнечном свете», — подумал Скиф, сжимая ее тонкие пальцы. Вероятно, она вспомнила о том же; взглянула на него, улыбнулась, потом нахмурилась.

— Я пела песни Безмолвным, но они не подали знака… Я спросила совета у Джаммалы, но он сказал жестокие слова… не свои слова, однако полные гнева, как рычание разъяренных пиргов… И теперь разум мой в смятении, светловолосый… Там, — она снова подняла взгляд к серебряной небесной чаше, — я видела чудо в красных одеждах… не демона, не человека, не сену… непонятно что… Но он верил в' Безмолвных и сотворил их знак!

— Он был человеком, ожившим на время в плоти демона, — сказал Скиф. — Он сражался с демоном и умер как человек. Что тебя тревожит, милая? Помощь, которую я ему оказал?

Сийя помотала головой, разбросав по плечам пепельные пряди.

— Нет! Этим я горжусь! Но, во имя Безмолвных, выходит, что с демонами можно сражаться не только оружием? Не только мечом и копьем, но и силой души, как сражался тот, в красном? — Она вскинула глаза на Скифа, и он заметил, что щеки девушки порозовели. — И тогда, если сила души велика, быть может, удалось бы отобрать похищенное? Снова сделать сену людьми? Или сделать людьми ару-интанов?

— Быть может, — согласился Скиф, все еще не понимая причины ее беспокойства.

— Но если ты, Сар'Агосса и Джаммала найдете здесь огненный талисман, который уничтожит всех демонов разом, то украденные души погибнут вместе с ними! И ни сену, ни ару-интаны никогда не превратятся в людей!

«Милая моя, — подумал Скиф, — вот и стало ясно, что в тебе от воина, а что — от женщины… Твердость, да… и сила, и отвага, и ненависть к врагу… Но под ними, как под стальной кольчугой, — сострадание! Ибо женщина, даже взявшая в руки меч и копье, природы своей изменить не может…» Тут он вспомнил, что дионна Ксарин, рыжая гадюка из шардисского сна, тоже относится к слабому полу, и сделал уточнение: настоящая женщина, а не стерва!

Его женщина была настоящей. И она ждала ответа.

— Мы ищем не талисман, милая, — сказал Скиф, — а то, что порождает новых демонов. Огненный талисман у Cap'Aгоссы уже есть… могущественный талисман, сильнее того, что был у меня… Но даже он не может сжечь всех демонов разом. Погибнут лишь рожденные недавно и не успевшие обзавестись душой.

— А что будет с остальными?

Однако!.. Скиф в растерянности потер висок. Его возлюбленная желала знать все, и с полной определенностью. В этом она не отличалась от прочих женщин, и настоящих, и стервозных.

— Ну, ласточка… Остальные, я думаю, состарятся и сдохнут, вот и все!

— И те, кому ведом священный знак, умрут тоже?

— Ни один знак не защищает от старости и смерти, — начал Скиф, но тут над ухом его раздался голос звездного странника:

— Кажется, добрались, генацвале!

Он бросил взгляд вниз, затем повернулся к глобусу, тускло мерцавшему бурыми и желтыми цветами. Шар снижался; под ним, в сотне метров, тянулось что-то серое, иссеченное трещинами, а точка на указателе курса дрожала в районе южного полюса. Перелет, можно считать, закончился, но тяготение по-прежнему оставалось нулевым; видимо, работали некие механизмы, изолировавшие кабину от гравитационного поля планеты. Воздух внутри шара оставался прохладным и свежим, хотя Скиф не замечал ни малейшего дуновения; кондиционеры, как все остальное в этом космическом аппарате, трудились бесшумно и с потрясающей эффективностью.

Серая трещиноватая поверхность вдруг ринулась к нему, качнулась раз-другой и застыла. Стенки шара слегка затуманились, теряя полную прозрачность, внизу, под ногами, сдвинулась створка люка, и ноздрей Скифа коснулись запахи нагретых камней, песка, пыли. Но веса своего он не чувствовал, и указатель курса все так же мерцал над розовой линзой пульта. Значит, их аппарат был готов к старту.