Анатолий Матвиенко - Эпоха героев и перегретого пара

Маленькая зала, близ которой он опустился на стул, выходила дверью на галерею. Отсюда открывался чудесный вид на реку, потому Юлия Осиповна предпочитала её другим. Иван Фёдорович приготовился в удовольствие почитать новомодного сочинителя Владимира Одоевского, о коем шла молва с восхвалением его глубокой проницательности в непознанные дебри бытия окружающего и потустороннего.

«Во все эпохи душа человека стремлением необоримой силы, невольно, как магнит к северу, обращается к задачам, коих разрешение скрывается во глубине таинственных стихий, образующих и связующих жизнь духовную и жизнь вещественную…»

Вот же афедрон! Изысканный в светском общении, наедине с собой князь позволял крепкие словечки [29] Что говорит о его благовоспитанности. Афедрон — всего лишь старинное название пятой точки. В наше время военный люд предпочитает выражаться более определённо. . Но повод был — для известности нужно заслужить славу в бою, рисковать собой и товарищами. А какой-то писака, мнящий себя таковым лишь потому, что может связать пяток-другой фраз на языке Пушкина, такую же популярность обретает, тиснув книжонку с многозначительными и непонятными образами.

Навести критику на Одоевского, кстати говоря — не слишком справедливую, он не успел. Из залы донеслись тихие голоса продолжающегося разговора. Судя по всему, не сегодня начатого.

— Ты не справедлив, Володя. Он добр, порядочен, честен. Он тебе как отец.

Паскевич отложил книгу и насторожился. Подслушивать дурно, тем более речь явно о нём, но…

— Да, матушка! Именно — как отец. Настоящего-то нет…

— Успокойся. Ты же знаешь…

— А сегодня я снова увидел человека с жутким лицом. Как тогда, в детстве, на Пасху! Но он был одет хорошо, не просил подаяния.

— Что? — голос Юлии Осиповны ощутимо дрогнул. — Ты уверен?

— Сейчас скажете, маменька, как обычно — мало ли на свете похожих людей. Но он точь-в-точь как папа!

— Ты же не можешь его помнить.

— Он слишком похож на портрет, что стоит на комоде в вашей спальне, и на который вы смотрите каждый день.

Князь задохнулся от злости. Какого дьявола Строганов снова припёрся сюда? Меж тем, отрок продолжил.

— Иван Фёдорович со всех сторон положительный, спору нет. Но он какой-то… не настоящий. Потому ты его и не смогла полюбить. Сейчас невозможно важный приехал. Победитель, затмил славу Суворова и Кутузова, — Володя весьма похоже передразнил уездных прихлебателей. — А сам даже Фермора не стоит, Кёнигсберг не захватил!

Зато сыночек стоит отца, возмутился Паскевич, почувствовав, какую змею пригрел на груди. А как злорадствует, неблагодарный недоросль! В 1758 году генерал Фермор походя занял прусскую крепость, оставленную войсками, главные битвы Семилетней войны прошли совсем в других местах, и главным её героем стал Румянцев. Англичанина забыли почти, а имя Паскевича за один только Крым запомнят на века!

— Потерпи, — попробовала увещевать Юлия, не делая и попытки вступиться за мужа. — Et puis après [30] Ну и что же (фр.) , пусть не смог он завоевать всю Пруссию, это не имеет значения в делах домашних. Лучше ещё расскажи о человеке с обожжённым лицом.

Последнего фельдмаршал уже не выдержал. Он яростно отшвырнул невиновного Одоевского и удалился, ничуть не заботясь, услышала ли жена его шаги, догадалась ли о подслушивании разговора.

Боже, ну где справедливость? Что собой представляет Строганов? Он — палач из Вышнего Благочиния, и в новое время таким оставшийся; достаточно вспомнить убийство англичан ради сбережения репутации, а даже не из мести за Фёдора. Но соперничать с покойником — бесполезно, он в ранге иконы или языческого идола. А живой… живого предъявить нельзя.

Юлия Осиповна ничего не узнала или не подала виду, Владимир вёл себя вежливо и отчуждённо как раньше. Князь зачастил на променады, выстукивая тросточкой по тротуарам некий незамысловатый ритм, но графа не встретил и не обнаружил никаких следов его пребывания, хоть и прятаться тот не имел резона.

Дочери разъехались по своим семьям. Казалось бы — так мало времени прошло, а они ему не принадлежат. Чувствуя себя преданным и одиноким, Паскевич прервал короткие вакации и направился в Москву, справлять и далее должность Военного министра. В начале седьмого десятка жизни у него нет другого занятия.

Быть может, он несколько переменил бы мнение, коли имел бы терпения дослушать объяснение матери и сына.

— Если это он — нет ему прощения. Он, живой, обрёк меня на безотцовщину, тебя на жизнь с нелюбимым мужчиной. Когда я был мал и слаб, не видел отца. Теперь взрослею, и он мне больше не нужен. Вы вложили в меня главное, мама, — Владимир схватил её за руку и горячно продолжил. — У нас вдосталь денег и от Шишкова, и от Строгановых. Получу наилучшее образование, добьюсь всего, чтобы ты гордилась мной. И мне не нужен отец — ни покойный герой, чей портрет у вас в спальне, ни несчастный с ужасным лицом, ни заносчивый приёмный. Только вы, матушка, моя единственная семья, да Фёдор.

— Да, милый.

В этом возрасте сыновья, особенно единственные, боготворят матерей, а в детстве раннем клялись: я вырасту и женюсь на тебе. Потом приходит ветреная красотка, и родная кровинушка вдруг забывает о матушке, готова на любые сумасбродства, от самоубийства до женитьбы. И мать терпит, принося в жертву нечто выстраданное, сокровенное. Оттого столько хлопот относительно выгодной партии. Женщины теряют сыновей и пытаются сами управлять своей трагедией; каждый раз — это битва, почище Ватерлоо и Аустерлица, только мало кто оценит сии победы и поражения. Никто кроме матери, проводившей сына, не поймёт, как кровоточит разбитое сердце.

А избавление от образа отца — то же отрицание устоев и традиций, дань молодости. Пройдёт или сменится равнодушием.

Но этого Паскевич не услышал, не узнал и не дошёл своим умом. Он не соперник призраку Строганова, и тот тоже остаётся не у дел. Сильнее Володи Юлия Осиповна никогда и никого не полюбит.

Революционный 1848 год затронул и Россию. Казалось тогда, что европейские королевства и империи в одночасье падут как карточные домики, будто народы сговорились в безумии, одновременно решив восстать против своих государей.

Владимир Федосеевич Раевский, сосланный Расправным Благочинием в Сибирь за противление властям Рейха, возвращённый и обласканный демидовской династией, вдруг снова вспомнил якобинские порывы молодости, начал бурно плодить бунтовские вирши, призывая россиян на баррикады… Против кого или чего? Не важно — главное, чтобы на баррикады.