Дмитрий Бондарь - У всех разные игрушки

"Он хочет замкнуть все контакты с нами на себя" – Вилли подсунул мне записку, и я исчеркал ее чертячьими рожицами.

– Достаточно, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Мистер Васильев, вы решите, с кем нам вести переговоры – с вами или с господином Замковым, а потом я с удовольствием выслушаю ваши предложения. Вилли, нам пора.

– Андрей, у тебя дела в министерстве, – неожиданно жестко приказал Васильев. – Не торопитесь, господин Майнце, я уверен, что мы найдем общие точки.

Референт спохватился, засобирался и как ошпаренный выскочил за дверь.

Вместе с Замковым из зала вышел еще один переговорщик, а спустя две минуты зашли двое других: собственной персоной Президент всея Руси товарищ Баталин Юрий Петрович и его советник – доктор Майцев, Сергей Михайлович.

– Господин Президент! – вскочил Вилли, сориентировавшись первым.

И по его мгновенному узнавающему взгляду на того, кто сопровождал Баталина, а потом быстро переметнувшемуся на меня, я догадался, что мои личные акции в глазах Штроттхотте существенно выросли в цене, ведь не каждого прибывающего в Москву бизнесмена встречает доверенное лицо Президента.

– Здравствуйте, господа! – поприветствовал нас новый советский лидер.

Он поочередно пожал наши руки, участливо улыбнувшись мигом вспотевшему Гвидо, никогда прежде не встречавшегося со столь важными персонами.

– Переговоры, как я слышал, зашли в тупик?

Если я правильно догадался, то все это время он сидел где-то по соседству, наблюдал через какое-нибудь прозрачное зеркало нашу встречу и слушал нашептывания отца о психологическом портрете каждого из участников, о желаниях сторон и о возможном компромиссе. Фролов иногда поступал так же, только в самом крайнем случае появляясь перед переговорщиками. Наверное, не самый глупый ход, если все хочешь сделать чужими руками. Сам я, впрочем, всегда предпочитал лично присутствовать за переговорным столом – мне казалось, что без меня все нарешают неправильно.

– Мы еще даже не начинали, Юрий Петрович, – ответил за всех Васильев. – Так, Андрей Васильевич развлек нас немного.

– Значит, я вовремя? И вы меня не погоните?

– Ну что вы, Юрий Петрович! Располагайтесь! – жестом радушного хозяина Васильев предложил выбрать место за столом.

По едва различимому знаку один из переводчиков бесшумно вышел из зала и вернулся спустя минуту с парой бутылок минералки и чистыми стаканами для новых участников встречи.

– Признаться, не ожидал вас увидеть здесь, господин Президент, – наконец нашелся Вилли. – Встреча неформальная, мы думали…

– Ну и я – видите, без галстука, – Баталин распустил узел и сунул дешевый красный галстук в карман пиджака.

Присутствующие тоже потянулись к галстукам. Мне было проще – Осси считала, что мне больше идет шейный платок и быстро приучила меня к нему.

Следующую четверть часа мы потратили во взаимных выражениях удовольствия: московской погодой, русскими женщинами, благотворной торговлей, налаживающимся диалогом и прочей ничего не значащей ерундой.

Работая с англичанами, я уже привык тому, что подобный разговор может продолжаться часами, прежде чем стороны перейдут к сути, но Баталину с Васильевым подобное было в новинку – большая часть их профессиональной деятельности прошла внутри России и опыт пустопорожней болтовни, когда подбираются ключики к характеру партнера, был, кажется, невелик. Они привыкли требовать от коллег, подчиненных и начальников моментального понимания ситуации, но бесконечный треп с совершенно незнакомыми людьми, не друзьями, не партнерами, видимо, сводил их с ума: на лицах появилась усталость, на лбах выступила легкая испарина, они начинали тяжело вздыхать, сопеть, ответы становились короче, а вопросы начинали повторяться.

Обычная болезнь выдвиженца: на своем посту он привык играть по определенным правилам, но стоит ему оказаться на другом месте, имеющим мало отношения к его предыдущему занятию, и выясняется, что он не настолько хорош, как можно было бы подумать. Я наблюдал такое едва ли не ежедневно – разных людей, попавших в непривычные для себя ситуации. Самые худшие директора получаются из бывших бухгалтеров, а самые никчемные правители – из юристов. Потому что первые вместо зарабатывания прибылей стараются экономить, а вторые думают, что все подчиняется писанным законам, кодексам и уложениям. А теперь, на примере Баталина, я увидел, что и технари не очень-то универсальны: они понимают только слова, понятия, конкретные предложения и не придают никакого значения психологии, умению нравиться – хотя у некоторых из них этот дар есть от природы. Длинные и, по их мнению, беспредметные разговоры, технарей утомляют.

Мы уже звали друг друга по именам, я пригласил Президента с супругой в гости, а мне было рассказано, как хороши вечера на Волге, Вилли пообещал Васильеву рыбалку на черного марлина у берегов Кении и сафари в Танзании. Мы успели обсудить перспективы развития мобильной связи в России, трудности оформления документации – ведь всемогущий КГБ просто не мог допустить, чтобы граждане вели разговоры без проводов, к которым можно подключиться. Даже обычному потребителю услуги за каким-то чертом требовалось получить специальное разрешение на работу в определенном частотном диапазоне и обладателей первых сотовых телефонов государство приравнивало к радиолюбителям, каждый из которых был на особом учете. Баталин пообещал упростить процедуры, но, кажется, сам в такое не верил.

И только отец выглядел вполне себе довольным – он-то как раз был абсолютно в своей тарелке: изучал присутствующих.

Первым не выдержал Баталин:

– Я очень рад, что взаимопонимание между нами устанавливается так быстро, но все же хотелось бы внести ясность по нескольким вопросам наших коммерческих отношений.

– Мы вас слушаем, – я положил ладонь на руку Вилли, зачем-то полезшего в карман, где, как я знал, у него лежит портативный диктофон.

– Мне неприятно это говорить, – медленно произнес Баталин, выделяя "неприятно", переводчик усилил эту неприятность словом "тяжело", – но мои люди сообщают мне, что господин Штроттхотте, пытаясь получить наилучшие условия для контракта, предлагал нашим ответственным лицам… подарки. В разной форме.

Вилли разом побелел, трудно сглотнул слюну, но промолчал.

– Я хотел бы сказать, что впредь не намерен мириться с развращением своего аппарата, – продолжал давить Баталин. – Если вам хочется чем-то понравиться СССР, то, настоятельно прошу вас, делать все дары официально. Я не имею ничего против, если вы, Вилли, подарите автобус какому-нибудь тюменскому детскому дому или лодку в ленинградский яхтклуб. Но я против того, чтобы вы из своего кармана оплачивали обучение старшего сына главы департамента нашего Внешторга. Или покупали квартиру в Лондоне для дочери другого чиновника. И в дальнейшем такие вещи будут расцениваться как недружественный акт.