Михаил Ланцов - Маршал 3

– В основном да, – неуверенно кивнул Гюнтер.

– Ох, и удивитесь, – грустно улыбнулся Франц. – Не война, а цирк. Солдаты совершенно не хотят воевать. Они и раньше не сильно рвались, а уж после того, как по линии Красного креста наши пленные стали домой письма писать, так и подавно.

– Странно, – слегка смутился Гюнтер, – и как же они тогда наступают?

– Вежливо и изящно, – хохотнул Франц. – Иногда только диву даешься. Да и русские себя как-то странно ведут. Если есть возможность не убивать, то стараются избегать этого. В некоторых перестрелках обе стороны полдня палят друг в друга, а толку ноль. Ну, если судить по потерям. Я же раненых и больных вожу в госпиталь. Так их больше от небоевых причин страдает. Черт знает что!

– Так ведь радоваться надо, – улыбнулся Гюнтер, – потерь мало.

– Верно, – кивнул Франц, – мало. Только ведь и на месте топчемся. Беседовал на днях с артиллеристами, говорят совсем загоняли. Чуть что – сразу отступают и их вызывают. Они там воют уже.

– А чего же тогда на месте стоим? – Удивился гауптман.

– Так то и стоим, что пальба идет странная. То ли русские соображают быстро, то ли наши медленно шевелятся, но как правило они успевают отступить с засвеченных позиций после вызова артиллеристов по радио. Как чувствуют. А потом обратно возвращаются.

– Да ну, – протянул Гюнтер, – байки все это. Давно бы проверили, проложив телефонную линию до артиллерии.

– Пробовали. Диверсанты режут и минируют.

– Так их еще не вывели? – Испугался гауптман.

– Да вы не переживайте, – усмехнулся Франц, – сейчас они нас не трогают. Только провода режут. Это в первые месяцы злобствовали, а теперь почему-то прекратили.

– Что это за звук? – Насторожился Гюнтер. – Вроде на самолет похоже, только не знакомо. – И как будто в подтверждения его слов из-за леса на бреющем выскочили две пары каких-то странных двухмоторных самолетов , сходу открывшие огонь по автоколонне. Впрочем, что ефрейтор, что гауптман не стали долго думать и сиганули в кюветы, дабы не попасть под раздачу.

Сложно сказать, сколько прошло времени, прежде чем Гюнтер услышал удаляющийся рев моторов и поднял голову. На дороге стояла полная разруха. Не осталось ни одной целой машины. Причем почти все получили по несколько попаданий в капот, в то время как тенты остались практически не задеты.

– Вот так всегда, – убивался Фриц, возясь возле развороченного несколькими попаданиями малокалиберной пушки двигателя. – Это уже седьмая.

– И что, по двигателям бьют?

– Ну а куда же? В итоге груз и бросить не бросишь, и как тащить не ясно. Одни проблемы… – сокрушенно покачал головой Франц.

– А как же Люфтваффе?

– Его мало кто видит. По слухам, его еще к началу апреля проредили так, что не скоро оправится.

– Странно… – покачал головой Гюнтер, наблюдая за тем, как пара солдат во главе с фельдфебелем осматривает автоколонну. – А ведь могли нас всех тут положить, если бы покрутились, да причесали. Кюветы-то неглубокие. Простреливаются легко. А судя по калибру установленных на этих самолетах игрушек, им даже бруствер траншеи не помеха.

– Вот то-то и оно, – кивнул Франц. – Не война, а балаган какой-то.

В тоже время в Вашингтоне

– Очень интересно, – Рузвельт отложил листок с докладом в сторону. – Что сами думаете?

– Полагаю, что Москва пытается нам намекнуть…

– Мне это я и так ясно! Болван! – Чуть разозлился Рузвельт. – Какие последствия? Ведь мы не единственные читатели этого доклада.

– Никто в Центральной Америке на это не пойдет, – уверенно произнес мистер Уоллес. – Мы ведь рядом, а кто их поддержит?

– Вообще, мистер Уоллес, мы сейчас находимся в состоянии войны и пока что терпим поражение за поражением. Вчера пришло подтверждение головотяпства наших летчиков. Кто их вообще догадался отправить туда при такой хреновой видимости? В итоге можно констатировать – первых к Атлантике шлюзов больше нет. А заодно и разворочен весь берег рядом с ними.

– Это не так страшно, мистер президент, – вкрадчиво произнес мистер Уоллес. – В конце концов, теперь мы будем уверены в том, что неожиданных гостей на Восточном побережье нам ждать не стоит.

– А японцам на западном, – зло толкнул в сторону начальника разведки листок телеграммы. – Читайте. Эти проклятые макаки все-таки начали беспокоить наше западное побережье. И авиация не спасает. Они топят и угоняют наш гражданский флот, действуя подводными лодками и эсминцами. Кроме того, стало известно, что на Аляске также высадился японский десант. Небольшой, но все-таки. Так что, мистер Уоллес, меня не волнует, как, но вы должны точно выяснить, что русские будут делать, а что нет. Вы меня поняли?

– Да, сэр, – кивнул начальник разведки с весьма кислым лицом.

– Какие из этого вы сделали выводы? – Тихо произнес Сталин.

– По всей видимости наступление саботируется. – Несколько неуверенно отметил Василевский. – Мы полагаем, что у немцев появились очень серьезные внутренние проблемы. Практически бунт.

– У нас тоже есть аналогичные подозрения, – подтвердил Слуцкий. – Активность СС и СД последние дни очень высоки. Генералитет совершенно задергали допросами. Кое-кто под арестом. Но это приводит только к ухудшению ситуации. Особенно в среде офицеров и унтеров. Конечно, встречаются карьеристы, которые стараются воспользоваться сложившимся положением, но у них что-то получается только в тылу, да и то, не всегда и не у всех. На фронте таких при первой возможности свои же стреляют.

– Но это на фронте. А в тылу? – Спросил Тухачевский.

– Очень сложные взаимоотношения. Они становиться практически изгоями, которым никто старается не только не помогать, но и не общаться без особенной нужды. Не все это выдерживают. А уж если всплывает какое-нибудь нарушение или проступок, никто покрывать подобное не станет.

– Вы полагаете, что подобная ситуация следствие наших подарков?

– Да, товарищ Сталин. – Кивнул Слуцкий, вместо Берии. – Мы отслеживаем активность группы Гальдера. Их деятельность стала особенно бурной после того, как к ним присоединился Шпеер.

– И что, контрразведка ничего не делает? Неужели их еще не вскрыли?

– По нашим сведениям, руководитель Гестапо Мюллер, известный своей независимостью, почувствовал куда ветер дует и прикладывает все усилия к тому, чтобы работа его ведомства не вредила группе Гальдера.

– Мюллер? – Удивился Сталин. – Очень странно.

– Ничего странного, товарищ Сталин, – начал Слуцкий. – Его только в тридцать девятом году смогли буквально силком вступить в партию. Очень честолюбив. Профессионал экстра-класса. Держится предельно независимо. Политических предпочтений не имеет. В поддержке товарищей по партии замечен не был. Грубо говоря – его нынешнее положение продиктовано исключительно его личными качествами и навыками, так как в противном случае, его бы никто в руководстве Рейха не терпел.