Александр Мазин - Сага о викинге: Викинг. Белый волк. Кровь Севера

В качестве платы Злодей потребовал глоток волшебного мёда.

Подрядчик обещал поспособствовать. Почему бы и нет? Расплатиться за работу на своем лугу чужим имуществом? Обычное дело. Большинство российских чиновников так и поступают.

Один честно откосил (в положительном смысле) всё лето и потребовал плату.

Брат привел его к хозяину поэтической бражки. Хозяин, как и следовало ожидать, послал их подальше.

Тогда Один пошел в обход. Заставил своего работодателя волшебным буравом продырявить скалу, превратился в змея и проник в пещеру с Мёдом Поэзии и сестренкой-великаншей. Дальше – просто. Главный Ас охмурил сестренку-охранницу и провел с ней три насыщенных ночи.

Надо полагать, председатель божественной иерархии оказался на высоте, потому что счастливая великанша позволила Одину сделать из заветного котла три глотка. По числу ночей.

Недооценила девушка божественные возможности мёдопития.

Один в три глотка всосал весь котел, превратился в орла и дернул из пещеры.

Однако этот вылет не остался незамеченным. Великан, хозяин волшебной медовухи (теперь уже – бывший хозяин), с ходу врубился в происходящее. Так что он тоже превратился в орла (но побольше) и пустился в погоню.

Один летел быстро, но великан – настигал. Ведь он летел налегке, а одноглазый Ас – с полной, так сказать, бомбовой загрузкой.

Осознав, что враг догоняет, Один сдристнул часть добычи. Не от страха, само собой, а для облегчения. Так, орошая землю полупереваренными мёдопродуктами, Один успешно долетел до Асгарда, где благополучно сблевал волшебный напиток в большой золотой сосуд и вручил его своему сыну Браги (еще одно говорящее имя), который с этих пор числится покровителем настоящей поэзии.

А что же сталось с божественным пометом?

Он достался людям, которых в просвещенном будущем станут называть графоманами, а в средневековом настоящем – просто дурными поэтами.

А к чему вся эта история? А к тому, разъяснил Каменный Волк, что с тех пор язык поэзии стал тем языком, на котором творится волшба и который внятен богам. В том числе – Одину.

Это первое.

А второе то, что необученные берсерки сродни этим, так сказать, «поэтам от заднего прохода». И первоочередная задача мастера: сделать так, чтобы обучаемый получил «истинный мёд» берсерка. Но этот дар – исключительно добрая воля богов. Одина, в частности. А поскольку сочетание слова «добро» и имени Один – чистый оксюморон [84], то дело это очень даже непростое. Ведь, чтобы боги тебя услышали, ты должен научиться «говорить» на их языке. В частности, владеть искусством обычной поэзии.

Вот этим с сегодняшнего дня они со Свартхёвди и будут заниматься.

Стихи, что ли, сочинять? Интерресный способ боевой подготовки.

Ну ладно, Медвежонку деться некуда. Но я-то никогда не имел склонности к поэтическим экзерсисам. Разве совсем уж в нежном возрасте сочинил стишок для одной девчонки – моей коллеги по городской сборной… Молодой, задорный… С кем не бывает.

– А как же я? – поинтересовался я у вещавшего нам Каменного Волка.

– А ты, – сказал дедушка, – можешь идти домой. Или остаться, если пожелаешь.

Я пожелал остаться. Уж больно любопытно мне было поглядеть, как из неправильного оборотня будут делать правильного.

В общем, мой друг и его наставник почитай цельную неделю сидели и разговаривали. То есть разговаривал дедушка, а Свартхёвди внимал, время от времени задавая умные вопросы. А я, парень простой и высоких материй чуждый, добывал для них пропитание. Занятие нетрудное, поскольку пара белых волчишек исправно трудилась загонщиками. За эти дни я с ними неплохо сработался, так что свежее мясо в землянке всегда было в избытке, и большую часть времени мы просто гоняли по лесу: я – на лыжах, волчары – на лапах, и наслаждались полнотой жизни. По-моему, зверюги решили принять меня в свою стаю. Я был не против. Помните, как у Киплинга? «Он такой же, как и мы. Только голый».

Ну здесь, чай, не индийские джунгли. В такую погоду голыми бегают только берсерки да «моржи». Но если мой полушубок вывернуть наизнанку, то отличить меня издали от четвероногих зубастиков будет не так-то просто.

Словом, я даже как-то подзабыл, что рядом со мной – дикие звери. Тем более что понимание между нами было – полное. И куда кого гнать. И кому что кушать в случае успеха. Словом, «Мы с тобой одной крови…», да и Белый Волк звучит лучше, чем Волк Черноголовый, как вы полагаете?

По вечерам я, усталый и разморенный теплом, вполуха слушал стариковы вирши. Среди прочего узнал, например, что моя связь с Рунгерд – предосудительна.

Если дословно, то:

А также более практичные вещи:

К этому присоединяюсь целиком и полностью.

Наконец теоретическая часть, долженствующая убедить слушателей, что боевое безумие – это не болезнь, а щедрый дар самого Одина, так сказать прорыв божественного начала в наш бренный мир, завершилась. За себя не ручаюсь, но Свартхёвди точно уверовал, что там, в Валхалле, все такие безбашенные. Колошматят друг друга в свое удовольствие, почти не оставляя ран. Потом кушают, развлекаются с девками – и всё по новой. То есть берсерки и ульфхеднары – это земные прототипы воинов Валхаллы.

Однако здесь, в Срединном Мире, правила игры немного другие, и плотские тела отличаются от безупречных духовных, коими обладают воины Валхаллы.

Посему им присущи слабости. То есть воин, перегрузившийся бранной радостью, может запросто помереть от переутомления. Особенно если практикует допинги.

Сам дедушка на допинги (сушеный мухомор и прочую наркоту) смотрел чисто утилитарно. Вещь необходимая для оборотней-дебютантов: отличный способ развязать сознание, узреть незримое и законтачить с высшими силами.

Я с большим интересом наблюдал, как мой друг, закинувшись супчиком из психоделиков, бегал голышом по лесу (зима в Дании не очень сурова, но градусов пять-десять мороза – вынь да положь), карабкался на деревья, аки Маугли, рубился с призраками и голыми руками разбрасывал горящие угли. Надо отметить две вещи.

Во-первых, дедушка неизменно был при нем и, сдается мне, «видел невидимое» ничуть не хуже, чем мой накушавшийся дружок. Более того, иногда вел себя очень даже активно, гоняя «невидимых» духов не менее энергично, чем обучаемый. Глядя, как они куролесили, трудно было поверить в серьезность происходящего.