Александр Мазин - Рубеж Империи: Варвары. Римский орел

Черепанов приподнялся на ложе, отыскал взглядом кричавшего и посмотрел на него. Только посмотрел, но бородач заткнулся.

– Я пойду, – чуточку нервно проговорила девушка. – Отец станет меня ругать.

– Парсий?

– Да. Если ты хочешь женщину, он…

– Я не хочу женщину, – сказал Черепанов. – Я хочу тебя. – Кончиками пальцев он снова нежно притронулся к ее локтю. – Ты придешь?

Ничего не ответив, она быстро поднялась и пошла прочь. К ложу приближался Парсий.

– Что еще тебе угодно, благородный господин?

– Ты знаешь, – негромко произнес подполковник.

– Она – моя дочь, не рабыня, – так же негромко, с достоинством произнес хозяин.

– Я знаю.

– Хочешь выбрать из тех, кто…

– Не хочу, – отрезал Черепанов.

– Твой друг…

– Я не мой друг, – перебил его подполковник. – Однако тоже всегда добиваюсь своего. Но… – Он сделал многозначительную паузу. Парсий задрал бороду, намереваясь спорить… – …Но не силой, – закончил Геннадий. – Ты понимаешь?

– Значит, ты решил остаться в одиночестве? – тоном заботливого хозяина осведомился Парсий.

– Ты прав, – кивнул Черепанов. – Вероятно. Sint ut sunt, aut non sint [89].

Правда, это высказывание принадлежало не римлянину [90]. Но можно было надеяться, что грамматически в нем все правильно. И по смыслу – тоже.

Парсий кивнул и оставил Черепанова в покое. Пить и веселиться. В одиночестве.

Геннадий задремал. Тепло, вино, сытный обед, удобное ложе, почти забытое ощущение безопасности…

Когда он проснулся, уже наступил вечер. Квадрат неба наверху, в потолочном отверстии, потемнел и налился синевой.

Проснулся подполковник не по собственной инициативе. Его разбудили.

У ложа стоял представительный мужчина в белой тоге. Рядом с ним – еще четверо, в кирасах, шлемах и при мечах, но без щитов. Один из этой четверки и разбудил Черепанова. Другой уже завладел его оружием.

– Я – эдил Скаремия, – важно произнес представительный. – Ты – тот, кто называет себя Плавтом?

– А в чем дело? – поинтересовался Черепанов.

– Ты обвинен. По закону об оскорблении величества! [91]Встань и следуй за нами!

За спинами воинов маячил Парсий с похоронным выражением на физиономии.

Геннадий неторопливо поднялся, обулся.

Он размышлял.

Ну да, ничего удивительного: империя и есть империя. На дорогах разбойники, в лесах волки, но политическая полиция как всегда начеку. И высказывания Гонория в адрес августейших особ не остались незамеченными. Черепанов не знал, насколько сурово здесь караются диссиденты и оппозиционеры, но, судя по тому, как быстро отреагировала местная власть, – дело нешуточное.

А коли так, то не следует качать права и уж тем более объявлять, что господа полицейские – точнее, господа вигилы – ошиблись адресом. Пусть думают, что он Плавт. Позже он развеет их заблуждение, а Гонорий тем временем сделает ноги. И позаботится о своей безопасности. Раз хозяин не указал эдилу на ошибку, а держит рот на замке, он поставит в известность Плавта о ситуации.

Пока Геннадий завязывал шнурки, один из воинов зачем-то пощупал у Черепанова под подбородком.

– Ха! – сказал он с легким пренебрежением, не обнаружив мозоли от ремешка шлема. – А говорили – легионер!

– Разберемся, – буркнул эдил. – Давай, гражданин, пошевеливайся!

Черепанова вывели во двор. У ворот стояла крытая повозка. При ней – еще двое вигилов.

У колодца Геннадий увидел Марцию. Подмигнул. Девушка ахнула. Шагнула навстречу, открыла рот, собираясь что-то сказать, но отец схватил ее за руку и утянул в сторону.

– А ну стоять! – раздался позади знакомый рык.

Геннадий быстро обернулся. Его сопровождающие тоже.

У входа в дом, под портиком, во всей своей жилисто-мускулисто-волосатой красе стоял Гонорий Плавт Аптус. Совершенно голый, зато с золотой цепью на шее и мечом в руке.

– А ну стоять, недоноски! – прорычал кентурион. – Куда вы ведете моего друга, козлиное семя?

Вигилы напряглись: даже голый, Плавт производил грозное впечатление. Эдил тоже забеспокоился, когда разглядел, что именно вычеканено на медали, украшающей волосатую грудь кентуриона. Обеспокоился, но достоинства не потерял.

– Не нарушай закона, доблестный воин, – величаво проговорил он. – Сей гражданин, чье имя Гонорий Плавт, обвиняется в нарушении закона об оскорблении величества. У нас имеются свидетели, что оный Гонорий Плавт…

Черепанов не без удовольствия поглядел на ошарашенного Гонория. Но смущение кентуриона длилось ровно секунду.

– Что?! – взревел он. – Кто, пес твой дедушка, Гонорий Плавт?! – Кентурион побагровел. – Это я, раздери вас всех Орк, Гонорий Плавт!

Акустический удар и содержащаяся в нем информация привели эдила в некоторое замешательство. Но он был тертый калач. И находился на своей территории.

– Это так? – спросил он у Парсия.

Тот кивнул с сокрушенным видом.

Эдил не стал предъявлять претензий к хозяину гостиницы. Он был практичный человек и при исполнении. Вместо этого он повернулся к вигилам и указал на Гонория:

– Арестуйте его!

Однако вигилы, которые без всякого смущения взяли под стражу фальшивого Плавта, в отношении Плавта настоящего проявили куда меньшую прыть. Да и сам Гонорий, похоже, не слишком серьезно отнесся к словам местного «полицмейстера».

– Да ну? – Кентурион скептически поднял бровь. – Арестовать меня? А ты шутник!

– Я – эдил Скаремия, – возразил римский «шериф». – И если я сказал: «Арестовать!» – значит, ты будешь арестован!

В конце концов, вигилов было шестеро, а преступник – один.

– А я – первый кентурион первой когорты Первого Фракийского легиона Гонорий Плавт Аптус! – рявкнул друг Черепанова. – И я выполняю личное поручение моего легата. А мой легат, ты, ослиное семя, сам командующий Гай Юлий Вер Максимин! А ты, паршивый эдил паршивого поселка, – как там он называется? – можешь болтать все, что взбредет в твою безмозглую голову! Но если ты еще раз протянешь свои холеные ручонки ко мне, к моему другу или еще к кому-нибудь из тех, кто по-настоящему охраняет честь Августа, я возьму тебя за твое морщинистое гузно и приволоку прямо к моему легату. И паршивым гражданам твоей паршивой деревеньки – как там она называется? – придется выбирать себе нового эдила! Это всех касается, если кто не понял!!! – заревел Плавт, и приставленные к Черепанову вигилы тут же отпрянули от Геннадия, как от прокаженного.

Красный, как помидор, эдил молча повернулся и пошел прочь. Вигилы так же молча последовали за ним. И отбыли.

– Цивильные крысы, – буркнул Плавт. – Скажи, какого хрена ты назвался моим именем, Череп?

– Ну… Я же не знал, что ты настолько грозен, – пробормотал Геннадий. – Я подумал: пока они будут разбираться со мной, ты успеешь исчезнуть.