Александр Мазин - Варяжская правда: Варяг. Место для битвы. Князь

Тут Скарпи не выдержал, подал коня вперед, наехал его грудью на Духарева. Зря. Серега не испугался, шагнул в сторону, крепко взялся за тяжелую от золота узду, придержал жеребца. Скарпи очень хотелось ударить его, он даже ногу из стремени вынул, но, наткнувшись на взгляд Сергея, удержался. Он прочитал в этом взгляде, что Серега не намерен стерпеть оскорбление, как низший от высшего. И он ничуть не боится грозного боярина.

Скарпи был далеко не глуп и решил, что у него еще будет возможность заставить варяга пожалеть о собственной наглости. И боярин подал коня назад.

– Значит, ты утверждаешь, что ты – не разбойник? – спросил Скарпи.

– Я… Мы служим воеводе киевскому Свенельду, – ответил Духарев. – Ты можешь спросить у него, почему мы тут.

– Тебя спрашивает от этом киевский князь, гридь!

Духарев, подчеркнуто игнорируя Скарпи, посмотрел на Игоря.

Тот величественно кивнул.

– Мы здесь охотимся, – сказал Духарев. – На разбойников.

– И многих вы уполевали, вчетвером? – с издевкой спросил Скарпи.

– Многих, нурман. Нас было не четверо, а больше. Мы сражаемся, нурман. В сражениях иногда убивают. Тебе, нурман, наверное, об этом рассказывали?

Но Скарпи больше не собирался реагировать на оскорбления.

– Значит, вас было больше, когда вы резали черных хузар у Рачьего острова? – поинтересовался он.

– Да, – подтвердил Духарев. – Нас было больше. И мы резали многих: и черных хузар, и печенегов, и прочих. Может, и тех, о которых ты говоришь. Разве всех припомнишь?

– Тех ты точно запомнил, варяг! – жестко произнес Скарпи. – Потому что именно там ты набил серебром свои переметные сумы. – Но там было не только серебро, варяг! Где остальное?

– Все, что мы добыли сталью и кровью, – наше! – резко ответил Духарев.

– Наше! – поддержал его Устах. – Так по Правде! Только посмей отнять у нас наше серебро, нурман! И даю тебе слово: от Новгорода до Киева все будут знать, что боярин великого князя – разбойник и хищник, а дружина великого князя киевского – грабители почище печенегов. Только попробуй отнять законную добычу у свободного варяга, нурман!

– Клянусь громом Перуна! – подхватил Духарев. – Всякий воин нашей земли узнает, что лучшая дружина великого князя не трогает разбойников Дикой Степи, а грабит тех, кто их бьет! Пусть знают правду!

– Пусть знают! – эхом отозвался Устах.

– Так будет! – звонко выкрикнул Машег.

Произнося свою обличительную речь, Серега глядел не на Скарпи, а на великого князя. Собственно, именно ему и адресовались будущие обвинения. Но Духарев не мог не заметить, что синеусый справа от Игоря хмурится и поглаживает рукоять меча. Ничего! Если этот боярин – варяг не только обличьем, ему придется сказать свое слово. Ему или князю.

– Мы испуганы, – произнес Скарпи и засмеялся. – Это гридь дерзок и неблагодарен, – сказал он, поворачиваясь к князю. – Он уже забыл, что мы спасли его шкуру. Из одной только благодарности он должен высыпать украденное к копытам твоего коня, батька!

– Так ты уверен, что это он? – спросил князь.

– Уверен, батька! Дай его мне – и еще до заката мы узнаем, где он спрятал золото! Ты видишь: он болтлив. Стоит припечь ему пятки – и он станет еще болтливее.

– Ты слышишь, что говорит мой боярин, варяг? – медленно цедя слова, произнес князь Игорь. – Ты взял золото, не ведая, кому оно принадлежит. Отдай его – и очистишься от вины.

«Может, так и сделать?» – подумал Духарев.

Но, черт подери, с этим золотом что-то не так. Нурманские подлые штучки…

Серега посмотрел на Скарпи. Нурман ухмылялся. То ли он был уверен, что Духарев скажет: нет. То ли знал, что дерзких варягов в любом случае пустят в расход. Зачем князю лишние свидетели?

Духарев повернулся к Устаху. Друг чуть заметно качнул головой.

Он тоже не доверял Игорю.

– Если бы у меня было это золото – и я отдал его тебе, княже, что было бы?

– Ты очистишься от вины, – сказал киевский князь.

Какой хитрый оборот. Не «сохранишь жизнь», не «получишь свободу», а «очистишься от вины». Хитро! Даже доли не предлагает.

– Нет, княже, если бы было у меня твое золото и я отдал его после угроз твоего боярина, что сказали бы люди? Варяг испугался пыток! И у меня не осталось бы ни золота, ни чести. Зачем тогда жизнь?

Синеусый боярин одобрительно крякнул. Князь покосился на него недовольно, но боярин-варяг только накрутил на палец ус. Тем же манером, каким это делал Рёрех, Серегин наставник, когда желал скрыть улыбку.

– Значит, золото у тебя? – спросил князь.

– Если я скажу «нет», разве ты мне поверишь? – усмехнулся Духарев.

Он тоже умел играть словами. Кроме того, это помогало обуздать страх. Игра и есть игра.

– Когда пытать тебя буду не я, а он, – князь кивнул на Скарпи, – ты разучишься говорить «нет». Мой боярин умеет развязывать языки. Ты в этом скоро убедишься. Но будет уже поздно.

– Пытать? – Духарев усмехнулся, хотя ему стало совсем невесело. – Я варяг, княже. Если я не говорю тебе, почему ты думаешь, что я скажу огню или железу?

– Это пустые слова, – вмешался Скарпи. – Позволь, батька, я займусь им!

Губы нурмана алчно искривились.

«Он уже видит, как режет меня на куски!» – подумал Духарев.

Удивительно, но Сергей все еще не испытывал никакого страха. Наверное, потому, что не чувствовал себя во власти княжьего ближника.

– Ты еще не отнял наши мечи, нурманская лисица! – рыкнул Устах, но Сергей поднял руку, и его друг умолк.

Силы слишком неравны. И Сергей помнил историю Рёреха. Тот тоже хотел умереть с честью, а угодил в лапы к палачам.

«Если враг сильнее, покажи ему свое мужество!» – вспомнил Духарев слова своего наставника.

Мысль интересная, но как это осуществить?

То, что Серега сделал потом, трудно было назвать плодом размышлений. Скорее это было наитие, озарение.

Глядя князю прямо в глаза, Духарев закатал рукав, вынул из ножен узкий, отточенный для бритья нож.

Ему не препятствовали. Нож – не оружие против доспешного умелого воина, а если варяг, испугавшись пытки, захочет перерезать себе глотку… Что ж, значит, он ее перережет.

Острый кончик ножа коснулся предплечья, легко прорезав кожу. Боли не было. Никакой. У Сереги возникло ощущение, будто он заключен в некий прозрачный шар – все лишние звуки остались снаружи.

Нож медленно погружался в мякоть руки. Серега улыбнулся. Он не испытывал боли, потому что не хотел испытывать боль. И князь видел это. И Скарпи тоже видел. Но отнеслись они к происходящему по-разному.

В глазах Игоря мелькнуло уважение. Нурман же был разочарован и поспешно придумывал, чем еще можно зацепить варяга.

Узкий клинок все глубже окунался в плоть. Боли все не было, а было такое чувство, какое бывает иногда в первые секунды после перелома. Когда глаза видят торчащую из разорванной кожи кость, а боль как будто выключена.