Александр Мазин - Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь

– Не нравятся они мне, – сказал князь. – У воев рожи – чисто разбойничьи. Наглые, жадные. Я б таких не то что в дружину – на подворье не пустил. А главный их, жрец твоего бога, глазенками так и шарит. Вечерами, донесли мне, всё пишет, пишет… Соглядатай он. Хочется князю Мешко знать, насколько мы крепки. – Он повертел в пальцах монету с именем лехитского князя, поглядел на Сергея: – Что думаешь, боярин?

– Мы не только Мешко любопытны, – произнес Сергей. – Оттону-императору – тоже. И Ватикану. Но эти от нас слишком далеко.

– А кто близко? – бросил Владимир, с лёту угадав подтекст.

– Чехи, – сказал Сергей. – Мешко с ними в родстве [72].

– А что нам чехи?

– Сами – ничего. А вот, если объединятся с лехитами, будет трудно.

– Надо, чтоб не объединились. Что посоветуешь?

– Возвращать червенские земли надо, – не раздумывая, произнес Сергей. – И быстро. Червен [73], Перемышль. И другие городки.

– Вот! – воскликнул Владимир. – Я знал, что ты это скажешь! Отчина моя, которую лехиты оттяпали. А теперь вот посольство прислали. Мира хотят и дружбы… Хвост им собачий, а не мир!

– Надеюсь, княже, ты послам этого не скажешь?

Владимир только усмехнулся:

– А еще я бы хотел на их верительные грамоты взглянуть, – произнес Сергей.

– Какие еще грамоты? – удивился великий князь.

– Такие, где написано, что они и вправду послы польского князя.

– А разве и так не ясно? Они ведь дары принесли. И вот… – Владимир бросил боярину монету, которую вертел в руках. – Я серебру больше доверяю, чем пергаменту.

– Серебро – это уважительно, – согласился Сергей. – Однако на Западе, да и на Востоке принято к дарам еще и письма подтверждающие прикладывать. С печатями. А то ведь любой купчина может себя послом объявить и товар безмытно везти.

– Ты что же, сомневаешься, что они – послы? – прищурился Владимир.

– Не то чтобы сомневаюсь… Дары они все же принесли. Однако отсутствие грамот – это, по меньшей мере, неуважение к тебе, великий князь. Будто ты – не владетель земель обширных, а какой-нибудь хан печенежский. И еще сомнительно мне, чтобы князь Мешко главным в посольстве поставил не одного из своих бояр, а монаха чужеземного.

– Может, допрос им учинить? – оживился Владимир. – У Сигурда такие умельцы есть: мертвеца разговорят.

– А если они все же послы? – предположил Сергей. – Перед всем миром опозоримся.

– Тоже верно. Что предлагаешь?

– Письмо написать. Великому князю Мешко. За дары поблагодарить.

– Отдариваться…

– А вот отдариваться не надо. Письмо это я сам напишу. По-латыни. А еще лучше – Артём напишет. Он латынью лучше меня владеет. Напишет, что благодарность твоя – не замедлит. За все воздашь князю Мешко сторицей.

Владимир ухмыльнулся. Понял.

И спросил напрямик:

– Пойдешь со мной на закат, боярин-воевода?

– Пойду, – не раздумывая, согласился Сергей.

Хорошее предложение. Надоело сиднем сидеть. Не стар еще, крепость в руки вернулась. И дружину свою в деле лишний раз проверить – не мешает. А дело – доброе. Поглядим, стоит ли сын – отца.

Кривского купца, свидетельствовавшего за Богуслава, звали Завратой. О том, что постоял за Правду, Заврата не жалел ничуть. И богам угодил, и боярин Серегей, о коем купец и прежде знал только хорошее, за помощь отблагодарил щедро: подыскал невесту для старшего сына: вторую дочь соседа своего, княжьего сотника Свардига, природного варяга. Правда, Заврата не знал, что насчет сватовства боярину женушка присоветовала: мол, сын у Свардига один, да и тот от младшей жены, а дочерей – аж пятеро. А замужняя – только одна.

Да разве в этом дело? Никогда бы Заврата этакую славную девку не просватал, кабы не слово боярина Серегея. Приданого за девкой дали не много, ну да хороший купец свое завсегда возьмет. Породниться с варягом, да еще – с княжьим сотником – большая удача. Теперь Заврата и дома в большей чести будет, а уж в Киеве и вовсе никто обидеть не посмеет. А еще прибыток: ежели захочет сынок в Царьград с товаром плыть, то сможет Свардиговым именем прикрыться и назваться не купцом кривским, а человеком княжьим, русом, с которого и мыта возьмут меньше, и место на торговом дворе дадут, и корм бесплатный, что всем русам положен по ряду, заключенному кесарями ромейскими и великими князьями киевскими.

На радостях Заврата быстренько сбыл товар приказчикам того же боярина Серегея и снарядился в обратный путь. С собой взял нареченную невесту и брата ее – в спутники. Не потому, что не доверял тесть Заврате, а потому, что так правильно. Сам Свардиг поехать не мог. Служба княжья. Но сын его, пусть и младше сестры на два года, а спутник надежный. Варяг в четырнадцать лет – это уже воин. Ну и родня со стороны невесты на свадьбе должна быть. Впрочем, купец надеялся, что сынок Свардига не останется в одиночестве. В Плескове у Свардига – дядя. И не кто-нибудь, а сам наместник княжий Скольд. Заврата вез ему письмо от Свардига: тот просил брата отцом посаженным быть на свадьбе. Вот уж не гадал Заврата, купец не бедный, но и не самый первый в Плескове, что сам наместник…

Собирались недолго. Уже через три дня Заврата с приказчиками, невестой и ее братом отправились в путь.

Ехали на двух возах, не торопясь. Сынок Свардигов тоже не стал коня утомлять: привязал к возу да и задремал на соломе. Заврата подумал с одобрением: молодец. Главную воинскую заповедь знает туго: коли можно есть – ешь, коли можно спать – спи.

Дорога из Киева в Любеч считалась безопасной: частенько проезжали здесь и дружинники княжьи, и купцы с охраной. К полудню Заврата и сам задремал, и приказчики его носами клевали… Вот и не заметили, как мимо них рысями прошла беда.

– Глянь-ка, Кошта, – тронул мышлицкого пана его спутник. – Не рожа ли знакомая там?

Будь здесь Богуслав – наверняка признал бы в зорком всаднике того самого лехита, который мучил девку на постоялом дворе.

– Никак тот самый смерд, что тебя пред здешним князем хулил, а?

Пан Кошта присмотрелся… Точно. Шагах в ста катились по дороге возы, а на первом: девка смазливая, парнишка молоденький и он, песья кровь, обидчик.

– Как есть он! Ну я его поучу!

И послал было коня…

– Куда? – негромко, но веско прикрикнул монах. – Ты что задумал, пан?

– Убью смерда, патер, – радостно сообщил Кошта.

– Ты заметил, что он не один? – осведомился монах.

– Тю! Это ж торгаши! Порублю всех, как солому! Иль сомневаешься? – Пан Кошта подбоченился, расправил длинные рыжие усы, глянул соколом.

– Ничуть. Но вынужден напомнить, что эта река не Висла, а Днепр. И здесь за убийство этих смердов с тебя сдерут такую виру, какую ты, пан, и за десять лет не соберешь.

– Это если я захочу ее платить! – осклабился пан Кошта.