Александр Мазин - Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь

– Точно знаешь? – Владимир нахмурился. – Чтоб боярин Серегей от Правды отошел… Не верю!

– Ему сказали: монах к злодейству не причастен.

– Тогда и наказывать его не за что.

– Как – не за что? – вскинулся Путята. – Он – старший над своими людьми. Старший должен ответить!

– Может, и должен. Да только не забудь – он еще и великого князя Мешко посол. Дары мне привез. Послов убивать нельзя.

– Еще неизвестно, доедет ли монах до Гнездна, – Путята усмехнулся.

– А что с ним случиться может?

– Так боярин Серегей ему в спутники своего сына дал. Богуслава.

– Ну и хорошо. Богуслав его точно в целости доставит. Рогнеду мою вот привез, хотя и непросто было.

– Да уж непросто… – Путята некоторое время колебался, потом все-таки сказал: – Устах этот, воевода полоцкий, которого ты пригрел, – враг твой. Один из людей его сболтнул, будто слыхал, как Устах уговаривал Рогнеду с тобой порвать и от Киева отложиться.

– Эх, Путята, Путята! – Владимир засмеялся. – Думаешь, я такой дурень, что поверил в сказку про разбойников?

– Не поверил? – Путята изумился. – Что ж ты тогда Устаха не казнил?

– А зачем мне его казнить? Все лучшие люди из тех, кто был привержен Роговолту, Устаха старшим почитают. Пока Устах при мне, за Полоцк я спокоен. Уж не знаю, кто его уговорил, Рогнеда или Богуслав, а дело это хорошее. И дружина Устахова лишней не будет. Правильно я тогда Богуслава сваргам не отдал. Доброго воина не лишился и смуты в Киеве избежал. Не отдал бы боярин Серегей сына.

– А не отдал бы, так еще лучше, – хмуро проговорил Путята. – Серегеевыми богатствами ты, княже, враз бы казну поправил.

– Жадность, воевода, умной должна быть, – назидательно произнес Владимир. – Главные богатства боярина не в амбарах его, а в людях. В тех, что на кораблях его ходят и водят его караваны. У боярина Серегея в Царьграде дом – не хуже здешнего. И еще один дом, говорили мне, во Фракии – побольше моего терема. И добра там всякого столько, что всю мою дружину десять лет кормить можно.

– Откуда тебе сие ведомо, княже? – удивился Путята.

– Да уж ведомо, – усмехнулся Владимир. – Не у одного тебя соглядатаи есть. Богатством наш боярин Серегей всех моих бояр со мной вместе превзошел.

– Так это… Взять боярина да и потребовать: пусть делится! – предложил Путята. – Где это видано, чтоб боярин богаче князя был? Десять лет дружину… безбедно…

– Как бы не так! – Владимир хлопнул ладонью по столу. – Не князь дружину, а дружина князя кормить должна! Заруби себе это на носу, воевода! А знаешь, откуда у боярина Серегея этакие богатства? Потому что торгуют его люди на земле ромейской не по Уложению Святославову, а свободно. Есть у него грамота от ромейского императора, в которой приравнян наш боярин лучшим людям ромейским. И пожалован званием особым – протоспафария.

Последнее слово Владимир выговорил старательно и с удовольствием. Вот, мол, какое он дивное словцо знает.

– Немалые владения у боярина на ромейской земле. И виноградники, и сады. А главное – люди ему лично преданные. Вот и подумай, где основные богатства хранятся. А живет он все же здесь, на нашем, киевском, подворье.

– На подворье у боярина тоже всего лежит немало, – пробурчал Путата.

– И пусть лежит. Боевого коня, воевода, на мясо не режут. А чтоб ты лучше понимал, скажу: историю про Серегеевы богатства я от посланника ромейского услышал. А знаешь, почему мне посланник всё это рассказал?

Путята пожал плечами. Ромейский посланник был ему еще более неприятен, чем боярин Серегей.

– Потому что хотел ромей меня с боярином Серегеем поссорить. Зависть во мне возбудить. А вышло – наоборот. Потому что, воевода, что для моих врагов плохо, то для меня – хорошо. А ромеи мне – вороги, это и зяблику понятно.

– Почему – вороги? – не согласился Путята. – Мы с ними торгуем выгодно. Шелка, благовония, самоцветы…

– Да, Путята, мало ты в торговле понимаешь, – снисходительно произнес Владимир. – Шелка у ромеев не свои, а из далекой земли желтолицых. Благовония – тоже не свои. Из земли синдов. А самоцветы у булгар-бохмичей – втрое дешевле. Покупают ромеи дешево, нам продают дорого. А боярин Серегей у них барыш отнимает. Как раз вчера зять Серегея, хузарин Йонах, караван привел. С паволоками. Купил их для Серегея у бохмичей итильских и сюда доставил. Опять спросишь, откуда знаю?

– Откуда? – мрачно спросил Путята. Он уже понял, что старался зря: подкопаться под ненавистных варяговхристиан сегодня не получится.

– Да от самого Серегея. Подарок он мне сделал: две сотни саженей полотна.

– Щедро! – подивился Путата.

И впрямь щедро. С таким подарком Путята мог бы всю старшую гридь в шелковые рубахи одеть.

– А все-таки неспроста он Богуслава в провожатые монаху дал, – вернулся на свое поле Путята. – Лехиты с Богуславом судились. Уверен: купца того лехиты убили за то, что против них видаком был. А уж родичей Свардига – с ним заодно. Не довезет монаха до лехитских земель Богуслав.

– Коли так думаешь, то давай заклад. Я – две гривны, что монах доедет благополучно. Ты – одну, что Богуслав его по пути прикончит. Принимаешь?

– Негоже воеводе с князем своим спорить, – уклонился Путята. – Пойду я. Торки ныне коней пригнали: надо бы поглядеть.

– Погляди, – отпустил его Владимир. Проводил взглядом широкую спину и усмехнулся. Это хорошо, что воеводы меж собой не ладят. Тем крепче будет их верность ему, Владимиру.

Великий князь улыбнулся своим мыслям – и задумался. Дума же его была проста: не поехать ли в Берестово, куда Сигурд привел двух девок, которых привели даны. Девки были из земли англов. Таких великий князь не пробовал с тех пор, как еще совсем молодым ходил в свой первый вик с Дагмаром.

Тогда они славно потрудились: обчистили большой дом христианского бога и перепортили полсотни девок, которые назывались божьими невестами.

Кабы кто так обошелся с невестой самого Владимира, он бы обидчику кишки через глотку вытащил. А этот бог всего лишь наслал шторм на обратном пути.

Но Дагмар по приметам угадал его приближение (а может, Один подсказал) и увел корабли к берегу. В славную бухту, где викинги еще и поживились в имении местного тана.

С тех пор Владимир перестал верить в силу бога, которому кланялась мать его отца. И не ошибся. Старые боги оказались сильнее. А сильнее всех – славный варяжский бог Перун. Он, Перун, в отличие от полянского Сварога, совсем не ревнив. Ему все равно, кому в мирной жизни мажет губы воин. Вот почему не станет Владимир искоренять христиан. И не станет утеснять боярина Серегея. Крест – это слабость. Да и то сказать: поклоняться вещи, которой вороги убили твоего бога… До такого додуматься… Это как если бы он, Владимир, просил о помощи не пращуров, а печенежскую саблю, которой убили отца…