Александр Мазин - Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь

Лесовики подобрались к лагерю затемно. Окружили и схоронились кто где, терпеливо выжидая, как и было уговорено, первой птичьей трели, чтобы разом закидать стрелами часовых и спящих. А потом накинуться дружно и бить всех, кто будет сопротивляться.

Лесовики всё сделали, как надо. Следопыты и охотники, они очень хорошо умели подкрадываться и, замерев, терпеливо ждать. И стрелять метко они тоже умели: с тридцати шагов попадали в бегущую по стволу белку. А уж в лицо человеку – запросто.

Часовые у костров их не заметили. Часовые на деревьях – тоже. Но и сами они не обнаружили русов, укрывшихся в засидках, потому что смотрели не вверх, а вперед.

Это была вторая ошибка деревлян.

Третья ошибка состояла в том, что первый залп они сделали не по спящим, а по бодрствующим.

Часовые-русы до последнего момента не подозревали о близости врагов. Но охотничья стрела летит не быстрее звука. А щелчки тетив и свист стрел для любого гридня – наилучший сигнал опасности.

Между хлопком тетивы о рукав или перчатку и ударом стрелы – мгновение. Но и мгновения оказалось достаточно. Семеро часовых разом упали на землю, и почти все стрелы прошли над ними. А те, которые попали, обломились о шлемы и панцири.

И опять сказалась разница между воинами и охотниками. За три удара сердца воин способен выпустить три стрелы. Охотнику-промысловику нет необходимости стрелять быстро. Для него важнее – стрелять метко.

Поэтому между первым и вторым залпами прошло достаточно времени, чтобы спящие проснулись.

Лесовиков было без малого четыре сотни. Русов – пятьдесят восемь клинков, считая воеводу и старого Рёреха. Но у деревлян не было ни единого шанса.

Теперь наилучшим выходом для нападающих было – броситься наутек. Но после второго залпа, ободренные обещанием волоха сделать их невидимыми, лесовики, кто – с копьем, кто – с дубьем, бросились врукопашную. Пока они бежали, вместо безмятежно спящего лагеря на поляне образовалась маленькая крепость из сомкнутых щитов, а в спины деревлянам ударили стрелы. Старый варяг хорошо подобрал места для засидок.

На лесовиках не было доспехов, потому били их не гранеными бронебойными наконечниками, а широкими «срезами». А поскольку бежали лесовики беспорядочной скученной толпой, гридни, почти не целясь, метали сразу две-три стрелы. И собрали обильную «жатву» – до красных русских щитов добежали уже не четыре сотни, а три. Почти добежали. Когда до щитов оставалось шагов десять, воздух над поляной завибрировал от жуткого боевого клича, обрушившегося на бегущих, как удар штормового ветра.

И лесовики, все, как один, сбились с шага, а потом и вовсе застыли. «Красные щиты» сами устремились на ошеломленных деревлян. И началась резня.

Варяжский вой вызвал дрожь не только у нападавших, но и у спрятавшегося поодаль деревлянского волоха.

Ему очень захотелось дать деру, но на соседнем дереве, как оказалось, сидел рус. Рус этот вполне мог заметить убегающего и послать ему в спину стрелу. Поэтому волох не побежал. Он опустился на землю, прижался спиной к древесному стволу, пробормотал слова волшбы и сам стал частью дерева.

Но он всё видел.

Видел, как мечи русов секли его соплеменников.

Видел, как, опомнившись, уцелевшие бросились бежать, но русы гнались за ними и рубили, рубили… А тех, до кого не могли дотянуться мечи, догоняли стрелы.

Волох видел, как победители деловито дорезали раненых, обшарили мертвецов, а потом наступила очередь тех, кого взяли в плен…

– Спасибо тебе, дед! – с чувством произнес Духарев.

В этом сражении его отряд не потерял ни одного человека. Четверо получили легкие ранения, но это пустяки. В том, что для русов бой обошелся почти без потерь, несомненно заслуга Рёреха, выбравшего место для лагеря и распределившего караульных именно с учетом такого нападения. Как будто старый варяг всё знал заранее. А может, и впрямь знал. Ведун как-никак.

– Пустое, – отмахнулся Рёрех. – Вели своим железо калить. Очень мне хочется с нашими пленниками побеседовать…

…Истошный вопль вновь разорвал воздух.

Волох не знал, что русы делают с пленным, но не сомневался: тот расскажет им всё, что знает. Варяги и нурманы, которых среди русов большинство, славились своим умением развязывать языки. Пускай. Старейшинам потребовались пленники из киевских людей – вот и всё, что знают эти смерды. Никому из них не известно ни местонахождение капища, ни цель будущего жертвоприношения.

Пускай допрашивают. Рано или поздно они закончат и уйдут. Тогда волох сбросит чары и тоже уйдет. Но к родичам погибших он не пойдет. Не стоит. Ведь они могут подумать, что их близкие погибли из-за волоха. И ненависть к нему может оказаться сильнее привычки к послушанию и страху перед гневом богов.

«Почему он не слезает? – подумал волох, искоса глянув на сидящего на дубовой ветке руса. – Чего он ждет?»

Вопль пытаемого перешел в пронзительный животный визг и оборвался.

«Отмучился», – подумал волох. И был прав. Пытаемый потерял сознание. Но успел сказать нечто очень важное. И для русов. И для деревлянского волоха.

– …Волох, – пробормотал Рёрех, задумчиво глядя на обугленные пятки лесовика. – Я так и думал. Вот кто нам нужен.

– Да он уже удрал давным-давно, – сказал Духарев.

– Не-ет… – Старый варяг запрокинул голову, раздул ноздри, словно принюхиваясь… – Нет, он где-то поблизости. Выжидает.

– Выжидает? Он что – совсем глупый?

– Не глупый, – уточнил Рёрех. – Наглый. Слышал, что лесовик сказал? Обещал глаза отвести.

– Что ж не отвел?

– Видно, не получилось, – Рёрех усмехнулся. – Пойдем-ка прогуляемся, воевода. С некоторых пор, – он постучал по деревяшке, заменившей ему ногу, – я не люблю запах горелой человечины.

Двое всадников-русов проехали мимо волоха. На какое-то мгновение волоху показалось: один из всадников что-то заметил. Волох подавил беспокойство, еще сильнее прижался к древесной коре, перестал думать и слушать, всем существом слился с дубом…

– Видел? – спросил Рёрех.

– Что?

– Волоха.

Духарев покачал головой.

– Эх ты… ведун! – пренебрежительно произнес старый варяг. – Туда глянь, в траве у дуба, между корней. Вот он, боровичок…

Духарев прищурился, медленно повел головой влево-вправо, как когда-то учил его Рёрех…

Сначала получилось неправильно: сквозь окружавший Сергея бор проступило совсем другое виденье: какое-то заросшее бурьяном поле, ржавая железная вышка с бочкой наверху…

Духарев мгновенно зажмурился: понял, что сквозь эту реальность проступил мир, в котором Сергей родился.

Успокоившись, он снова открыл глаза, попробовал снова… На этот раз получилось.

Так и есть. То, что сначала показалось ему наростом, частью древесного ствола, оказалось сидящим на земле человеком.