Анатолий Ткачук - Лекарство от Апокалипсиса

– Спокойствие, – Макс даже отпрянул немного в сторону от такого напора со стороны собеседника. – Нужно все обдумать. Я сам не пришел еще к конечному выводу. А тебе пока нельзя тратить много энергии, ты еще не пришел в себя. Твой организм прошел через целую серию серьезных кризисов, чтобы теперь сформировать хоть небольшую, но защиту от радиации и местных вирусов. Но ты же понимаешь, что это шаг к тому, чтобы выйти за пределы арки. Там вредоносных факторов еще больше, но главный из них все же радиация…

– Кризисов? Сколько времени я вообще провел в таком состоянии, – удивился Алекс.

– Несколько недель. Тебе было непросто… – Макс подошел ближе. – Я даже думал, что ты уже на грани и вот-вот сыграешь в ящик. Но нам нужно было, чтобы твой организм пришел в себя и быстрее перестроился, поэтому я был вынужден пойти по довольно революционному пути. И твой организм выдержал.

Поэтому можно попробовать продолжить. Плавное эволюционное развитие не всегда эффективно. А резкое перестроение позволяет формировать новые способности значительно быстрее. Ведь так же развивалась и наша планета, она периодически проходила через глобальные катаклизмы, уничтожая почти все существующие виды, сохраняя лишь минимум, из которого появлялись иные, совершенно отличные от предыдущих формы жизни, приспособленные к новым условиям окружающего мира. Это особый путь развития, может быть, мы как раз живем в один из подобных периодов, и, значит, те, кто будут населять планету после нас, будут непохожими на нас, – Макс замолчал, на его напряженном лице возникла пугающая гримаса.

– Есть и такая вероятность, – Алекс не понял, что вызвало столь неожиданную смену эмоций у Макса.

– Ты понимаешь, – задумчиво проговорил Макс, – это значит, что тебе не нужно быть мессией.

– Что это значит? План меняется? – Алекс усмехнулся.

– Нет. Просто ты абсолютно прав в том, что мы никогда не сможем остановить войну простым убеждением и предсказанием. Человек так устроен, он не может жить без войны. Это какая-то неутолимая жажда взаимного уничтожения. И с ней не справиться. Нужно действовать иначе.

– Иначе? – Алекс чувствовал, что Макс нащупал действительно неожиданный путь в решении вопроса, который его довольно давно мучил, но никак не решался озвучить.

– Да, иначе… У нас есть один-единственный уникальный шанс для того, чтобы научиться бороться с радиацией. Но не так, как мы привыкли это делать… Точнее, даже не бороться, нам нужно научить людей жить с радиацией, так, как это смог сделать я, так же, как, возможно, сможешь сделать ты, и, может быть, пойти дальше. Понимаешь, человек должен научиться мыслить иначе, жить иначе, и тогда его органы начнут функционировать иначе. Это будет, скорее всего, уже совершенно другой человеческий вид… И наше место не займут разумные крысы, как они это сделали в саркофаге.

– Ты явно сошел с ума, ты хочешь в этих непонятных условиях на примере меня создать то, чего не сумела добиться вся мировая наука за целый век изучения атомной энергии?

– За век? Ты наивен! Ты слишком наивен, Алекс! Радиация, так или иначе, сосуществовала рядом с человеком всегда, точнее, человек сосуществовал с ней. Миллионы, миллиарды лет. Это излучение появилось в то мгновение, когда наша Вселенная лишь начинала зарождаться. А полураспады, длящиеся тысячелетиями, они будто часы Вселенной, отмеряющие, сколько просуществовал наш мир и сколько ему отведено. Может быть, когда активного вещества не останется совсем, тогда все, что нас окружает, просто-напросто перестанет существовать. На этом и закончится история Вселенной. Ты никогда не задумывался о том, почему наша планета опоясана урановыми поясами? – Макс обезоруживающе смотрел на Алекса.

– Это следы геологического развития планеты, – он чувствовал себя сейчас школьником, не выучившим урок.

– Результат, – согласился Макс. – Но ведь суть их может быть значительно глубже. Это постоянная подпитка жизни на планете. Возможно даже, что каждый радиоактивный элемент, обладая той или иной длительностью полураспада, становится своего рода контролером, точнее даже таймером того или иного процесса, а может и вовсе инициатором. А здесь в Чернобыле подобных инициаторов слишком много оказалось, и именно поэтому эволюция пошла иначе, чем продолжалась в тех местах, до которых чернобыльская радиация не достала, – Макс на ходу выстраивал довольно сложную, но все же весьма занятную теорию, и с каждым его словом Алекс все сильнее проникался ей. – То есть, я, ты и все, кто жил или работал в этой зоне, мы существовали в совершенно ином мире, отличном от всего, что находилось за пределами зоны. Ты понимаешь, что все это должно было произойти? Природа сама готовилась к перерождению, заранее создавая места, в которых при любом исходе должны были сохраниться очаги жизни.

– Мы и есть те самые очаги? – вновь усмехнулся Алекс, но как-то иначе, это была не ирония, это было странное ощущение, которое можно было назвать прозрением, просветлением или же нечаянным осознанием истины, на которой построен весь мир.

– Мы и есть те, кому этот мир оставил один шанс из нескольких миллиардов на то, чтобы дать человечеству возможность продолжить свое существование.

– Но почему?

– Я не знаю, – Макс сделал виноватое лицо. – Значит, ты согласен на эксперимент?

Алекс молча кивнул. Но в этом жесте уместились бы тысячи слов, которые сейчас были ни к чему. Макс вернулся к столику с крысами. Алекс засыпал – слишком много всего одномоментно заполонило его разум. Он был слишком слаб, чтобы продолжить разговор. Поэтому сейчас нужны были только тишина и крепкий сон, которые позволили бы мыслям спокойно улечься в голове и принять единственно правильное решение.

Сознание вновь то покидало Алекса, то возвращалось к нему. Он будто блуждал по нейронам собственного мозга. И каждый раз это заставляло его вновь и вновь заново смотреть на окружающий мир, вместе с которым перерождался и он. Он чувствовал, как меняется не только его физическая оболочка, но и разум. И, может быть, это было значительно важнее всего остального. Новый мир требовал принципиально нового взгляда.

И все, о чем он заботился раньше, пытаясь уберечь себя от радиации, казалось ему теперь только бессмысленной суетой. Конечно, внешняя защита и множество предостережений относительно дыхания, питья и употребления пищи были необходимы, но требовалось верное восприятие и внутреннее отношение к радиоактивному миру. Теперь это был новый мир, от которого некуда было деться, нужно было принять его таким, какой он есть и продолжить жить в нем, не оглядываясь постоянно назад и не ожидая того, что все вновь вернется в прежнее состояние. А может, к нему просто вернулся тот покой, которого слишком давно не было.