Алексей Кулаков - Владелец заводов, газет и пароходов

Еще раз шелестнули страницы, а затем князь резюмировал:

– Январь или февраль.

Долгин согласно хмыкнул и сменил тему разговора, поинтересовавшись с отчетливым намеком:

– Интересно, кого объявят победителем конкурса?..

– А есть сомнения?

Главный инспектор коротко хохотнул и отрицательно помотал головой:

– После того, как ты отказался от вознаграждения? Нет.

– Не в этом дело, Гриша. Ты же знаешь, наш образец специально создавался под этот конкурс, под все требования комиссии. Учтены и изготовлены в металле все возможные варианты Гравов и патронов к нему, предоставлен расчет стоимости при валовом выпуске, конкурсант, то есть я, обязался абсолютно бесплатно наладить выделку револьвера-победителя на казенных оружейных производствах. У других участников нет и тени шанса.

– Ну!.. Ну, тогда интересно, как тебя наградят.

Александр отмахнулся зажатым в руке конвертом:

– Тоже никакой тайны. Чин мне повышать нельзя, так как должной выслуги нет, орден – то же самое, а от призовых я и сам отказался. Остается одно – награждение кабинетским подарком: золотым перстнем с гербом из алмазов, или чем-то подобным. Часы, портсигар, медальон… Ну, и на один из императорских балов пригласят, это уж обязательно.

– Гм. Тож немало, как ни крути.

Проводив взглядом сразу два письма, пополнивших собой уже и так немаленькую стопку корреспонденции, Гриша нейтральным тоном осведомился, давно ли командир виделся со своей воспитанницей.

– А что?

– Да навещал ее дней пять назад. Какая-то она слишком серьезная стала, что ли? Что ни спросишь – не извольте беспокоиться, дядя Гриша. Кормят хорошо, учится отлично, спит спокойно… Каким бесенком была, и какой примерной вдруг стала!.. И на воспитательницу свою слишком часто поглядывала. Уж не обижают ли ее там?

– М-да?

Посмотрев, как по ковру скачет очередной «колобок» из бумаги, Долгин привычными движениями разжег камин, вывалил рядом с ним мусорную корзину и принялся методично скармливать огню чужие надежды и мечты.

– Кстати, командир. На место Глеба имеется сразу три кандидатуры. Проверенные, надежные ребята, я тебе их показывал. Кого берем?

– Всех трех и берем.

Отвернувшись от камина, начальник отдела экспедирования увидел, как его друг в раздражении откидывает прочь лист бумаги, густо исписанный весьма мелким, и к тому же затейливым каллиграфическим почерком.

– Мало того, что ерунду всякую присылают, так еще и глаза приходится ломать, пытаясь понять – что же конкретно им от меня надобно!

– Лучший отдых, командир, это смена деятельности. Сам ведь это говорил? А в столовой сегодня куриная грудка под сыром, борщ с чесночными пампушками, медовые лепешки…

Живот миллионера тут же проснулся и радостно заурчал, однозначно поддерживая столь дельное и своевременное предложение.

– М-да. Ну пойдем, искуситель, отдохнем.

Уже выходя из кабинета, Григорий приостановился, пропуская князя вперед, и вспомнил занятную несуразицу, не дававшую ему (вернее, его развитому любопытству) покоя:

– Я тут фабричный листок почитал, с новостями. И не понял: была у нас обычная касса взаимопомощи, стало аж целое «Общество взаимного кредита». И в актовом зале ты говорил одно, а напечатали совсем другое. Такого навертели!.. А смысл?

– Не навертели, а навертел – Купельников лично текст сочинял. Чтобы разные любопытствующие его прочитали, и ничего толком не поняли. А вот те, кто в актовом зале был, те все поняли прекрасно. Недаром же, первой покупкой «Общества» стал бюст государя Александра Третьего, для установки в читальном зале библиотеки.

– В опасные игры играем, командир. Стоит кому-то дознаться, что у нас на фабрике завелся этот… Как его?

– Профсоюз, Гриша.

– Вот-вот, он самый. Жандармов набежит!..

– Не начнем мы, начнут без нас. Предотвратить это нельзя, перенаправить тоже, остается возглавить. Сторонники, а еще лучше – соратники, нужны нам просто до зарезу, и лучше воспитать их самим, чем пустить такое важное дело на самотек. Нежно, бережно, не торопясь… Это будет НАШ профсоюз.

Рядом с входом в столовую и без того тихий разговор прервался сам собой – и ушей посторонних стало слишком много, и запахи… Ах какие запахи!.. Они просто валили с ног. Помыв руки и присев за особый, вечно свободный (потому что «хозяйский») столик, два друга плотоядными взорами следили за подносами, плывущими к ним в руках милых подавальщиц, ненадолго позабыв все проблемы и тревоги, все важные дела и неважные мелочи.

Жизнь прекрасна!..

Князь Николай Борисович Юсупов последнее время чувствовал себя откровенно плохо. Даже не так. Отвратительно плохо! Конечно, внешне это сказывалось мало, да и сам он старался не давать даже самомалейшего повода для слухов и пересудов в высшем свете – жизнь любого истинного аристократа все время на виду, а репутация, как известно, складывается из мелочей. Да и… Честно говоря, приближающаяся смерть его нисколько не страшила – всему когда-нибудь приходит конец, и жизни тоже. Благо, ему было что вспомнить, и чем гордиться – впрочем, хватало и неприятных моментов. Да, пожил, хорошо пожил, и уходить на суд Божий было не страшно. Тревожило старого князя только одно – будущность его главных сокровищ, двух дочек, Зиночки и Надюши. Состояние потомков Юсуфа-мирзы велико, но если за ним не следить, не приумножать, то рано или поздно оно начнет уменьшаться, а потом и вовсе растает, как утренняя роса под жаркими лучами августовского солнца. На зятя же, графа Феликса Феликсовича, в этом плане надежды мало – человек он военный, и никаких талантов в области управления финансами не имеет.

– Ваше сиятельство!

Очнувшись, Николай Борисович понял, что уже довольно долгое время стоит перед одной из картин, украшавших родовой дворец. Стоит, смотрит, но ничего не видит, полностью погрузившись в свои невеселые мысли. Развернувшись, хозяин увидел и одного из лакеев, держащего небольшой серебряный подносик с парой писем – именно он его и позвал, по всей видимости, отчаявшись как-то иначе привлечь внимание. Вскрыв вначале один конверт, а за ним и второй, князь разочарованно бросил их на поднос – какие там приемы и балы, коли даже подняться по лестнице, и то уже чуть ли не подвиг? Сердце заходится, испарина на висках, дышать трудно – где уж тут скользить по паркету!..

– Ступай, голубчик.

Еще раз глянув на картину, старый аристократ неспешно зашагал дальше. Впрочем, довольно скоро он опять остановился – напротив портрета кисти известного художника Серова, изображающего его младшенькую, княжну Надежду. Она не унаследует фамильное состояние, лишь только малую его часть, зато красота, и… Хм, определенная твердость характера вкупе с некоторой сдержанностью чувств явно достались ей от матери – причем полной мерой. От отца она взяла ум и упорство в достижении своих целей – как бы ни странно было утверждать это в отношении маленькой девочки. А вот от кого ей достался странный интерес к технике и ко всему новому, оставалось только гадать. Возможно, влияние далеких предков? Помнится, его родитель, покойный князь Борис Николаевич, тоже был весьма неравнодушен к новинкам технического прогресса.