Андрей Посняков - Дикое поле

— Что такое, друг? Что ты ругаешься?

— Халат, блин…

— Какой блин?

— Да подарок мой украли!

— Э-э-э, — поняв, в чем дело, сокрушенно покачал головой Утчигин. — Говорил тебе — прямо в дэли спи. Это, верно, бродники… тут сейчас всякого худого народу много!

— А мы-то как не заметили?

— О, бродники так хитры… не заметишь! В прошлое лето овец отару свели — ни одна собака не шелохнулась! А ты говоришь — халат.

Ругая себя за разгильдяйство, Ратников накинул на плечи предложенный сердобольным Утчигином армячишко, сунул за пояс кинжал и, прихватив короткое копьецо, взобрался на лошадь.

— Поехали, — махнул рукой старшой. — Во-он по тому распадку промчимся, глянем, что к чему, да назад — догонять орду.

Так и сделали, пустив лошадей вскачь. Промчались распадком, взобрались на кручу, глянули — никого, обратно поскакали другой дорогой, небольшим ущельем… Там-то, в кустах, Утчигин и увидел кое-что… Взвил на дыбы коня, оглянулся:

— Мисаиле, смотри-ка!

Да Ратников и сам уже увидел — халат. Его голубой, с серебристым узорочьем дэли. На каком-то страшном бомже! Бомж, правда, был мертвее мертвого — лежал себе спокойненько на спине, с торчащей в груди стрелой.

— Теплый еще, — спешившись, потрогал Уриу. — Во-он с той скалы били. Сейчас уж скрылись давно.

Придерживая лошадь, Утчигин вдруг неожиданно улыбнулся:

— Ну вот, друже, и нашелся твой халат, забирай.

Ратников пожал плечами без всякой брезгливости — ну, конечно, забрать, такими подарками не разбрасываются.

А Утчигин вдруг покачал голвой:

— Э-э, Мисаил. А это ведь в тебя стреляли!

— В меня?!

— Ну, кому нужен какой-то бродяга? Ты посмотри, с него даже халат не сняли. Не-ет, думали, что там лежишь ты.

— Может быть, ты и прав, — молодой человек пожал плечами. — Однако кому это надо-то?

— У настоящего багатура всегда много врагов.

В общем, убедил парень, и дальше уж Ратников ехал с опаскою. Прямо в халате теперь и спал, не снимая, впрочем — тут все так делали. Врагов… нет, пожалуй, враги у него здесь еще наморозиться не успели. А вот завистники…

Дорога постепенно становилась все шире, синие горы остались далеко позади, вновь потянулись бескрайние, местами тронутые солончаком, степи. То и дело налетали ветра, приносили горький запах полыни и пряных трав, бросали под копыта коней шарики перекати-поля. Все чаще стали попадаться красивые каменные столбы — отмечали расстояние, да и ночевали уже не в степи, а на дорожных станциях — «ямах», представлявших собой нечто вроде небольших поселочков с гарнизоном, обширным постоялым двором и конюшней, — там всегда держали наготове свежих лошадей для ханских гонцов и почты. Заведовал всем этим особый человек — ям-баши, с готовностью предоставлявший путникам все необходимое, и не за столь уж тяжелую плату.

В караван-сарае ночевали, естественно, госпожа Ак-ханум и ее наиболее знатные воины, все же остальные, включая парней Утчигина и Ратникова, теснились во дворе, рядом. Купив хвороста, раскладывали костры, готовили пищу, за отдельную плату можно было отведать и местной стряпни, и даже — женщин, из числа имевшихся для определенного рода услуг — на взгляд Михаила, в большинстве своем — грязных и страшных. Впрочем, молодых багатуров прельщали и такие. Правда, Утчигиновы ребята и для этого были еще слишком юны и со всепоглощающей страстью отдавались игре в кости. Они и раньше-то это дело любили, сражались между собой с азартом, а уж здесь, так сказать — ближе к цивилизации…

Тем более в одном из караван-сараев оказался такой же азартный служка. О, как он бросал кости, как вертел в руках игорный стаканчик, как что-то приговаривал, поминутно призывая Аллаха… Как ругался, когда бросок явно выходил не очень:

— Э, шяйтан! Ихх!

Парни играли с ним целую ночь — даже спали по очереди — и надо же, степнякам везло, служка проигрался вдрызг, даже кафтанишко с себя скинул, а потом… Что было потом, Михаил не помнил — заснул, а когда проснулся, все уже собирались в путь.

Одернув халат, Ратников посмотрел на своих попутчиков — похоже, все остались при своих… ан нет, в переметных сумах у самого азартного — Джангазака — явно что-то звенело.

— Злато-серебро выиграл? — ухмыльнулся Миша.

— Э, какое там злато! — презрительно отмахнулся Утчигин. — Медь. Но так, на рабыню хватит… какую-нибудь худую и не очень красивую. Ха! А этот черт караванщик ближе к утру у десятника Шитгая две лошади выиграл!

— Две лошади! — Михаил ахнул. — Ну, ничего себе! Вот ведь — переменчиво игорное счастье. А ну, давай, давай, Джангазак — хвастай! Видим ведь, что не терпится.

Джангазак, скуластый, ничем не примечательный парнишка, выслушав Утчигина, растянул губы в улыбке, аж до самых ушей.

— Якши! — сказал. — Якши.

И, развязав переметную суму, зачерпнул горстью…

— Смотрите, э!

Яркое утреннее солнце, упав на медяшки, зажгло чистым золотом, так, что Ратников даже прищурился. Потом, заметив вдруг кое-что, протянул руку… Какая-то знакомая монетка… Еще бы не знакомая! Российские десять рублей!!! А вот еще — пять.

— Это что же, ты все у караванщика выиграл?

— У ямского служки.

— Ах… а как бы его увидать? Просто хочу спросить кое-что.

— Так беги скорей, пока не уехали! Вон он, у летней кухни сидит, зовут — Хасан.

Миг — и Ратников оказался рядом:

— Мир тебе, уважаемый.

— И тебя да благословит Аллах.

— Хочу спросить… воспросить… спрашивать…

— Говори по-своему, вах! Я урусутскую речь понимаю.

— Вот эта монетка, — Михаил подкинул на ладони на время выпрошенный у Джангазака «десярик». — Откуда она, не помнишь?

— Эта — новая, — глянув, ямской служка кивнул. — Я всегда новую мелочь — медяхи всякие — на отдельное блюдо кладу, мне хозяин ими и платит. Вчера вот, до вас, караванщики Эльчи-бея ночевали, расплачивались. Так эти медяшки — от них.

— Точно — от них? — переспросил Ратников.

— А больше никого тут и не было!

— Так-та-ак… Значит, Эльчи-бей. А кто такой этот Эльчи-бей?

— Вах, а ты не знаешь? — Хасан, похоже, сильно удивился. — Это же самый богатый работорговец в Сарае! Уважаемый человек, его сам хан знает.

— Надо же, сам хан! И что же, Эльчи-бей этой мелочью расплачивался?

— Не сам. Говорю же — люди его. Иштым-приказчик — он в этот раз караван вел.

— Ах, приказчик, — задумчиво протянул Михаил. — Приказчик Иштым. И что же, Иштым этот частенько по этой дороге ездит?

— Да бывает. Э, смешно — все рабов в Сарай везут, а этот — иногда из Сарая!

Поблагодарив служку, Ратников вскочил на лошадь и кинулся догонять орду, на ходу переваривая только что полученные сведения. Весьма, между прочим, интересные. Значит, Иштым — приказчик знаменитого купца Эльчи-бея… Купец тоже при делах? Или это только приказчика бизнес? А черт его… Точно сейчас и не скажешь.