Андрей Посняков - Дикое поле

Господи-и-и-и…

— Эй, эй, брат… что с тобой такое? Худая весть?

— Наоборот, я бы сказал — добрая. Так! А вот теперь, друг Утчигин, давай-ка поподробнее — кто эти досочки передал, где, когда.

— Один человек нас на обратном пути нагнал, почти у самой каменной бабы, ну, где урочище.

— Что за человек?

— Обычный слуга — по одежке и по повадкам видно, да и по лошади — больно уж худа.

— Так. И откуда он взялся? Кроме пастбищ, там что еще есть-то?

— Ханское кочевье, — ухмыльнулся парнишка. — Ты ж сам знаешь! И я даже представляю, с какого краю этот слуга мог появиться.

— Вот славно! — Ратников явно обрадовался. — И показать сможешь?

— Конечно! Хоть сейчас едем… Ой, — Утчигин задорно тряхнул головой, но тут же осекся. — Только, думаю, нас туда вряд ли пропустят. Там, у ханских кочевий, везде разъезды, стража.

— Так-так и везде? — недоверчиво прищурил глаза Михаил.

— Ну… — Юноша смешно сморщил нос. — Кое-где можно проехать. Урочищами.

— Славно, славно… Только сейчас мы никуда не поедем. Малость погодим.

Ох, как это было здорово! Знать, что Темка теперь знает… Знает, что не один, что за ним явились, что скоро отсюда выберется. Здорово. И еще хорошо, что теперь примерно известно место, где парня держат. В ханских кочевьях. Ой, не простой человек этот йисут, не простой… впрочем, это было заметно еще во время встречи.

Утром, ни свет, ни заря, явились артельщики — доделывать свою работу. На этот раз пришли без Евстафия — подрядчик уже обговаривал новый заказ, стараясь выторговать для себя и своих людей наиболее выгодные условия. Что же касается владетельной госпожи Ак-ханум со своей свитой, то та, похоже, не собиралась возвращаться так рано, да и куда ей было спешить? Зимний день, он только для солнышка короток, а для степняка так очень даже долог.

Савва Корягин встретился с Михаилом все на том же месте — у старого карагача. Прислал позвать мальчишку, тот и стоял у ворот, хлопал глазами, мол — зовут, а кого — пока бежал, запамятовал. Хорошо хоть кондотьера сумел описать — «такой осанистый, с усиками» — да ни Рахмана, ни Кузьмы поблизости во дворе не было: пользуясь отсутствием госпожи, дрыхнули, сволочи, до обеда.

— Насчет приказчика Иштыма, ты, Мисаил, прав, — не тратя времени даром, сразу же сообщил Корягин. — Окунь держит полоняников у него в загоне. То есть загон-то — Эльчи-бея, но приказчик, похоже, там верховодит — что захочет, то и творит. Хотя… не думаю, чтоб Эльчи-бей вообще не при делах был… Ты это и прояснишь, узнаешь. Окунь ведь хмельное пьет?

— Еще как!

— Ну, вот и славно.

— Ладно, — Ратников поплевал на ладони. — Прямо сейчас и отправлюсь, пока госпожа не вернулась.

— Она и не вернется, можешь не ждать, — гулко расхохотался Савва.

— Как не вернется?

— У них там, в кочевьях, праздник какой-то… Дня на три, а то и больше. Сыроядцы ведь, сам знаешь, зимой почти каждый день что-то празднуют — был бы повод выпить.

— Они и без повода выпьют.

— Оно так, конечно.

— Так где, говоришь, загон-то?

Загоном тут называли рубленое или сложенное из кирпича помещение, в котором обычно держали приготовленных для продажи невольников либо скот. Иногда узилище отапливалось, но чаще — нет, впрочем, судя по вьющемуся в волоковые оконца дымку, Эльчибеев приказчик вовсе не склонен был отдавать на растерзание холодам хозяйскую собственность. Расположенный несколько на отшибе от обширной усадьбы работорговца, этот загон, скорее всего, был уже собственностью приказчика, а не купца. Или приказчик просто его арендовал — что вернее.

И расхаживал, расхаживал по двору, распоряжался — сидевшему напротив, в корчме, Ратникову все хорошо было видно через распахнутые настежь ворота. Только вот сидеть было холодно — на открытой террасе, да еще в мусульманской харчевне ничего хмельно не подавали, только щербет, и Михаил, морщась, выпивал уже третью кружку.

Ворота были распахнуты, потому как со двора, верхом на кауром коньке, только что выехал Окунь Рыбаков. Даже обернулся в седле, помахал приказчику да крикнул… что-то типа, чтоб приказчик помнил. А что помнил? Бог его знает.

Приказчик — сутулый и худой человек непонятной национальности лет тридцати на вид — также помахал в ответ и, поплотнее запахнув кафтан, зашагал к дому…

Створка ворот со скрипом дернулась…

— Стой, стой, — поспешно обернулся приказчик. — Не закрывай, не надо. Сейчас придут.

— Кто придет, господин?

Да-а… для этого слабосильного парнишки-раба и приказчик был господином.

— Кто надо, тот и придет. Не твое дело, пес… Вот тебе!

Вытащив из-за пояса плеть, Иштым несколько раз хлестнул незадачливого невольника по спине. Хлестнул, впрочем, без злобы, а просто так, для порядка — поучить слегка.

Ага…

Ратников вытянул шею — вот, кажется, и тот, кого тут ждали. Какой-то сивобородый дед. Ясное дело — верхом, но лошаденка убогая, тощая. Ишь ты… какой важный клиент.

— Эй, бача, Иштым-джан здесь ли?

— Здесь, здесь, господин. Идем в дом.

— Не надо в дом, — приказчик тут же спустился с крыльца.

И о чем там они болтали дальше, Мише слышно не было — слишком уж тихо говорили. Да и зачем им кричать на всю улицу?

О чем они там сговаривались, неизвестно, однако вскоре сивобородый старик выехал за ворота, да не один: рядом с лошаденкой, привязанный за руки, бежал босой парень. Что же получается — Окунь Рыбаков привел к своему подельнику или компаньону рабов — подержать… а тот их распродает потихоньку? Так получается?

Получается — так. Если особо не думать, а все принимать, как видится.

Но Ратников-то давно на веру ничего не принимал… вот и здесь — незамедлительно вскочил на коня да поехал за стариком.

Жутко интересно было — что эта за босой парень? Может, знает чего?

— Помочь чем? — Корягин, как и всегда, не пускал дело на самотек и появился вовремя.

— Переговорить бы с тем парнем.

— Сделаю… В Корытовой корчме жди.

Кондотьер привел туда босоногого невольника минут через двадцать после того, как Михаил, с удобством расположившись в гостевой зале, выпил кружечку бражки.

— Вот он. Разговаривай, а у меня еще дела, — усадив парня на лавку, хмуро бросил Корягин. — Потом прогони, а лучше — убей. Мне он ничего не сказал и почему-то подумал, что я буду пить его кровь!

— Пить кровь? — Ратников сразу насторожился и, едва кондотьер ушел, велел парню заголить руку до локтя.

Ага… есть!

— Что это у тебя за дырочка на вене? Откуда?

Белый, как полотно, невольник испуганно хлопнул ресницами.

Парень ничего толком не рассказал, все дрожал да испуганно оглядывался вокруг, даже, есть не смог, и Ратников, подумав, решил оставить его на некоторое время здесь, в корчме Африкана Корыто, под бдительным присмотром хозяина.