Борис Батыршин - Мартовские колокола

— Табачная лавка, на Невском. — негромко сказал Виктор, будто бы и не заметив последних слово жандарма. — Седьмая камера. Олег вычислил, что именно там были… гхм… скорее всего, засядут жандармы, которые будут брать террористов. Камера — на той стороне Невского, а в самой лавке — микрофон. Звук дать?

Да он у вас пророк… — усмехнулся жандарм. — Будто знал…

Виктор с Семёновым обменялись многозначительными взглядами; Олег Иванович незаметно показал молодому человеку кулак. Тот ухмыльнулся.

В динамиках затрещало, захрипело. Потом помехи исчезли и стали ясно слышны голоса:

— Ваше высокородь, Волохов встретился на тротуаре с Канчером: подали друг другу сигнал.

— Ваше высокородь, Генералов из кармана достал носовой платок, потом принялся озираться. Долго озирался, потом высморкался, ирод…

— Горкун через Фонтанку перешёл, по мосту. Встал у дворца, стоит столбом…

— Осипанов в трактире. Заказал сбитень, сидит, пьёт, озирается…

— Агенты. — негромко сказал Виктор. — В лавке — жандармский ротмистр, ваш коллега, а эти к нему бегают с докладами.

Вот, смотрите… — компьютерщик щелкнул мышкой. На большом экране появилась витрина табачной лавки, видимой с противоположной стороны Невского; картинка приблизилась и стала видна криво висящая табличка с надписью: «Просим извинения у г. г. покупателей. Торговля временно закрыта для получения новых, весьма привлекательных товаров».

Дверь открылась, из лавки вышел неприметный господин в тёмном пальто и котелке и тут же второй господин — по виду, копия первого, — нырнул внутрь.

— Который час? — осведомился жандарм.

— Одиннадцать ноль семь. — тут же ответил Виктор. Жандарм, впрочем, и сам уже знал — просто глаз его ещё не привык воспринимать непрерывно меняющиеся зелёные цифры в углу экрана, как текущее время.

— Ваше высокородь, Андреюшкин на своем предмете произвёл надрыв бумаги ….

— Не поверите, Олег Иванович, — меланхолически заметил офицер, — вчера вечером этот самый ротмистр уверял меня, что студенты, должно быть, задумали — подать жалобу или прошение на высочайшее имя. Остановить царский выезд — и на глазах у публики всучить императору какую–нибудь петицию, о какого–нибудь рода несправедливостях. Чтобы Государю уж неудобно было не ответить — прилюдно–то…

Ничего. — усмехнулся Семёнов. — Скоро он так думать перестанет.

В динамиках загрохотало, раздались какие–то крики, сквозь которые явственно слышалась матерная брань. Дверь лавки распахнулась и из неё опрометью вылетели два неприметных господина. Впрочем, на тротуаре они быстро приняли независимый вид и скорым шагом отправились в сторону моста.

— Видите? Уже перестал. — добавил Семёнов. — Что ж, история близится к финалу?

«Ротмистр, который сидит в кофейне, напишет потом в рапорте, что ему внезапно вспомнилось, какое сегодня число, — подумал Олег Иванович. — …и он будто бы прозрел, осознав, что злоумышленники намерены покуситься на священную особу именно первого марта, в день убийства прежнего императора. Но скорее всего, соврал: надо думать, тянул до последнего и вовремя не взглянул на часы. Царский выезд был назначен на одиннадцать часов без четверти — вот жандарм и увидел, что все сроки прошли, и велел хватать возможных террористов, от греха. Откуда ж ему знать, что Государь ещё …да, даже и сейчас ждёт на лестнице Аничкова дворца возок — и будет ждать ещё целых три минуты? Возок подали с опозданием в двадцать пять минут — и всё это время Государь наливался раздражением: как же, его, самодержца Империи Российской вынуждают ждать, как подгулявшего купчика, который никак не может поймать извозчика у кабака… и дворец он в итоге покинет только после того, как задержанных доставят в участок. А это ещё минут двадцать, не меньше…

— Четвёртая камера — снова подал голос Виктор. — На углу Невского и Адмиралтейской.

— Андерюшкин — с удовольствием сказал жандарм. Эк его, болезного, крутят…

На экране двое здоровенных городовых заламывали руки худосочному, лет двадцати, юноше с жиденькой бородкой, оставлявшей открытой щёки и подбородок.

— Ну что ж, господин ротмистр, пока всё идёт точно по плану. — весело заявил Олег Иванович. — Не желаете ли сигару? Минут пять у нас есть, можем слегка перевести дух.

Вершинин кивнул.

— Скажите, Виктор, — спросил Олег Иванович, извлекая из кармана тиснёный кожаный футляр, — А как вы ухитрились обеспечить всю эту следящую аппаратуру питанием? Не аккумуляторы же вы по ночам меняете? Полтора десятка камер — это ж сколько возни! Я уже не говорю, о том, что вы непременно примелькаетесь и попадёте на карандаш. Дворники здесь, знаете ли, не дремлют….

— Очень просто. Геннадий еще осенью навёл кое–какие контакты в «Санкт—Петербургской электрической компании», которая имеет патент на устройство электрического освещения в городе. Обошлось, конечно, дорого, взяток раздали тысяч на пять — но зато теперь все наши камеры официально числятся «Индукционными магнитографами системы Тесла», служащими для «производства опытных работ по устройству уличного освещения на основе магнитно–индукционного эффекта».

— Магнитографы, говорите? — хохотнул Олег Иванович. — Индукционные? Системы Тесла? Бедняга — и здесь его имя впутали в какую–то сомнительную историю… и как, поверили?

— А почему бы и нет? — пожал плечами молодой человек. — Гена же с ними договор честь по чести заключил, сроком на год. Даже с пунктом, что результаты исследований, в случае успеха, будут использованы только с одобрения этой самой «Электрической компании». Так что камеры наши стоят совершенно официально, мы даже дворникам доплачиваем за то, чтобы они за ними приглядывали.

— И в лавочке той тоже? — поинтересовался Семёнов, с наслаждением затягиваясь дорогущей кубинской сигарой.

— Не поверите — да. — кивнул Виктор. — У них в витрине устроена электрическая гирлянда, так на Невском во многих заведениях делается. Вот мы к ней и подключились. В паре мест пришлось, правда, платить местному персоналу — половым там, приказчикам, — но все они свято уверены что помогают за деньги учёным господам из электрической компании.

— Разумно. — проронил жандарм. — Эти ваши… устройства ведь стоят достаточно далеко от мостовых, где может проезжать царский кортеж?

— Шагов двадцать–тридцать. — ответил Виктор. — И, как правило, выше трёх метров от земли. Ниже не ставили, дабы не привлекать излишнего внимания.

— Тогда всё понятно. Такие маленькие предметы ни у кого не вызовут мысли о бомбе. По сути, вы ни чем не рисковали, молодой человек…

— Неудивительно — подтвердил Семёнов. — Для того, чтобы их восприняли как возможную угрозу, здесь должно произойти, по меньшей мере, две научно–технические революции.