Луиза-Франсуаза - Серпомъ по недостаткамъ

Бобы – это, конечно, хорошо, а десять тысяч тонн бобов – даже звучит внушительно. После того, как их сварили, получается на человека – в Саратовской губернии – почти по восемь кило. Месяц можно губернию подкармливать. Однако зима-то гораздо длиннее, и очень кстати оказалось, что те же французы гречкой лошадей кормят: лошадиного корма удалось купить уже двадцать шесть тысяч тонн. Вроде уже и на всю зиму почти хватает – но кушать хотелось и калужским крестьянам, и ковровским, и в результате я узнал, что в Стамбуле очень активно и недорого продают сорго, а в Болгарии имеются приличные (и не очень дорогие) запасы пшена. Всего же только за февраль удалось купить почти шестьдесят тысяч тонн различного зерна и бобов, затратив чуть больше четырех миллионов рублей.

Двадцатого февраля ко мне в кабинет завалился Саша Антоневич:

– Ну что, дорогой друг, ты уже готов ехать на запуск своего металлического завода?

– Ты построил завод за четыре месяца?

– Не сейчас, сейчас ехать холодно, я, пока доехал, совсем продрог. Запускать будем в начале апреля, там на самом деле еще работы много. А я просто зашел спросить, не надо ли тебе еще какой заводик построить – а то мне просто неудобно от тебя такой оклад получать и ничего не делать.

– Ну ты же завод строишь…

– Уже не строю. Нанял американцев, Джонов Смитов. Они очень даже были рады поработать за полторы сотни долларов в месяц – у них, знаешь ли, сейчас с работой совсем плохо. Настолько плохо, что на мое объявление откликнулись сразу трое – вот я всех троих и нанял.

– Негусто, если на всю Америку нашлось только три незанятых инженера.

– Ты не понял. Я дал объявление, что нужны инженеры, которые уже строили металлические заводы, и которых зовут Джон Смит. Шутка такая была, но только американцы насчет работы оказывается не шутят – только Джоны Смиты и откликнулись. Причем инженеры, судя по всему, неплохие: двое у Карнеги работали, домны ставили, а один – специалист по мартенам. Так что две домны по три тысячи шестьсот футов уже почти закончены, и еще будут два мартена построены. А газовый завод для мартенов даже совсем закончен, и сейчас их интересует будешь ли ты коксовую батарею ставить. Сразу скажу – батарея встанет еще тысяч в двести сорок, а так дорого потому что по дороге к тебе я Камиллу встретил. Если ты до принятия решения с ней поговорить не успеешь, то батарея обойдется тысяч в сто-сто десять. Впрочем, Джоны Смиты тебе сами все в деталях расскажут – через неделю самый бойкий как раз к тебе с докладом ехать готовится. Ну а новых-то заводов ты строить не собираешься?

– Собираюсь, но весной.

– Весна уже считай пришла. У тебя же на столе лежит "Берлинер Цайтунг", ты на дату посмотри – а она сюда пять дней добиралась.

– Так это в Берлине, там тепло. А у нас – почти Сибирь. Так что рассказывай, что тебя на трудовые подвиги так сильно толкает?

– Трудовые подвиги… вот умеешь ты, дорогой друг, красиво все сказать. Ну да ладно, откровенность за откровенность: ты меня раскусил, я на самом деле хотел у тебя попросить сколько-то денег авансом. Поместье в родовой деревеньке продают. Там всего-то двести пятьдесят десятин, да просят по сорок рублей. Дорого просят, на треть дороже честной цены, но я бы купил все равно. Но у меня, даже с твоими окладами жалованья, тысячи четыре накопилось: и сестре помочь надо было, и отцу, да и просто промотал конечно. А тут – если до марта не купить, с торгов пустят, и уйдет родовое поместье Антоневичей жидам.

– Почему обязательно жидам? И чего их ты так не любишь?

– Жидам – потому что любавичевские жиды скупают все в округе. На торгах – втрое переплатят, но купят. А насчет "не люблю" – не девки они, чтоб любить их. Но ты ними рядом не жил, тебе не понять…

Было видно, что что-то глубоко спрятанное рвется у него наружу, но, глубоко вздохнув, Саша постарался взять себя в руки:

– Ну что, душу ты мою теперь целиком увидел. Покупать будешь? Недорого продаю, всего за шестнадцать тысяч… Мне-то поместье не нужно, ну какой из меня помещик? Главное – чтобы им не досталось. Так что ты уж лучше купи мою душу.

– Мне душа твоя без надобности. А поместье в Оршанском уезде – пригодилось бы, картошку сажать. Если я куплю – это тебя успокоит?

– Если ты – вполне.

– Тогда я тебя, дорогой друг, попрошу об одной услуге. До нашей весны еще времени много, так что если тебя не затруднит – возьми денег двадцать тысяч и выкупи для меня твое родовое поместье. Как именуется? Антоневичи?

– По спискам – Антоновичи уже. Антоновичи-то – витебские дворяне, а Антоневичи – могилевские, но списки когда в шестьдесят четвертом делали, видать перепутали – Антоновичи-то гербовые, их все знают.

– Вот, купишь мне поместье Антоновичи, под картошку. И, как купишь, возвращайся назад – хватит тебе уже вдали от семьи строить. Мне тут нужно будет маленький судостроительный заводик соорудить – сможешь? Или опять американцев наймешь?

– Судостроительный говоришь… – Саша снова стал веселым и ехидным – тут без американцев обойтись конечно можно, но с ними веселей получится. Как ты смотришь на то, что судостроительный тебе будут строить Френсисы Дрейки?

– Лучше – Питеры Блады – пошутил я, сочиняя записку Мышке. Но, похоже, шутка не удалась и Саша задумчиво покрутив головой и пробормотав "ну, как скажешь", отправился с запиской в бухгалтерию.

Двадцать четвертого из Одессы стали один за одним приходить вагоны с оборудованием, которые "Чайка" притащила из второго своего рейса в США (на этот раз из Филадельфии), И Березин, ругаясь, начал изыскивать куда бы его пораспихать до весны. Впрочем, вопросы распихивания у меня решались довольно просто: бригада рабочих-плотников срочно сколачивала очередные контейнероподобные сараюшки на деревянных полозьях и ставила их на охраняемой площадке. Так что опять радость доставил Василию Якимову – сейчас-то лесопильные заводы в основном простаивали, и Якимов кормился практически лишь с моих заказов.

Двадцать шестого Володя Чугунов пришел ко мне с письмом от родителей (письмо не мне, ему конечно было) и сказал, что в Ярославле выставлен на продажу небольшой механический заводик, так что если мне надо… Судя по тому, что заводик делал вагонные оси, мне было надо, и пришлось ехать в Ярославль – первым же поездом, уходившем из Царицына в Москву в четыре пополудни.

А утром первого марта в гостиницу в Москве мне принесли срочную телеграмму от Мышки: неожиданно началась весна.

Василий Васильевич Бояринов довольно откинулся в кресле. И довольству этому были две причины. Первая – что он смог помочь старому другу в небольшом, но, видимо, важном для него деле. А вторая – что в результате друг, с которым они не виделись вот уже лет пятнадцать, скорее всего приедет в гости.