Игорь Николаев - Вся трилогия Железный ветер одним томом

— Безумцы.

Александр Поволоцкий родился и провел юность в Сибири, где зима долгая, а минус сорок — вполне рядовая температура. Он прожил некороткую жизнь и изрядно поколесил по миру, но самым лучшим местом на земле считал Кавказ. Когда господь делил богатства земные, то здесь он определенно не скупился на чистый прозрачный воздух, лазурно-синее небо, горы и ущелья, бриллиантово-сверкающие речки и изумрудные травы. Никаких комаров, мокреца, гнуса и прочей кровососущей дряни, от одного воспоминания о которой передергивает любого таежника. Даже зима здесь приходила не ранее декабря, набирала силы к январю, а в феврале уже стыдливо собирала пожитки, извиняясь за то, что слишком загостилась. На Кавказе было хорошо. Именно поэтому здесь сконцентрировались основные санатории и курортные лечебницы Империи. Сейчас большая их часть, формально находясь в ведении гражданской медицины, фактически работала на реабилитацию раненых.

Раненых…

Поволоцкий потряс пальцами, как музыкант перед роялем, провел ладонями по гладкой мраморной балюстраде. Руки … слушались. Для нынешнего состояния — почти идеально. Медик прошелся по короткой крытой галерее, пять шагов в одну сторону, пять в другую. На дворе стоял конец февраля, однако днем ртутный столбик редко опускался ниже плюс десяти. Кое-где даже зеленели травяные поросли, пусть и изрядно пожухлые, с примесью желтизны. Изредка налетал стылый ветерок, запускавший холодные иголки под легкую куртку, но хирург не замечал этого, погруженный в свои мысли. С утра солнце попыталось пробиться лучами сквозь облачную завесу и, обессилев, оставило это занятие. Общая хмурь очень точно соответствовала душевному состоянию Поволоцкого. Надо было идти на обед, затем на процедуры, но ничего не хотелось. Даже осознанное понимание необходимости режима и лечения не могло заставить его сбросить апатию и сумрачную грусть.

— Борисыч! Эй, Борисыч! — трубно воззвали из-за спины.

Поволоцкий обернулся. По правой лестнице поднимался, шагая через две ступеньки, незнакомец, широко распахнувший руки в медвежьем объятии, на руках поблескивали странные металлические штуки, похожие на крючья. В первое мгновение хирург его не узнал и даже отступил на шаг, больно уж крючья походили на орудия убийц из страшных баек у костра.

— Борисыч, ну ты прямо как не наш фершал, — усмехнулся незваный гость, теперь его голос показался знакомым. Поволоцкий всмотрелся в исхудавшее лицо, перечеркнутое тенями и глубокими морщинами. Пожалуй, если «уширить» его раза в два, да еще убрать седину…

— Майор… Черт побери, Захарыч! — воскликнул он в тон пришельцу, шагая навстречу.

— Не узнал, черт медицинский, — рокотал Петр Зимников, крепко обнимая хирурга и стуча его по спине своими железными лапами. — Ну что же ты, как будто и не служили вместе…

— Ну, извиняй, — оправдывался медик, отступая на шаг, всматриваясь в знакомое и одновременно чужое лицо командира. — Ты сам на себя не похож.

— Это да, — поскучнел Зимников, он поднял руки на уровень глаз и посмотрел на них, как в первый раз. Теперь стало видно, что кистей у него нет, а из рукавов свободной теплой пижамы выглядывают крючья, похожие на никелированные садовые грабельки. — Что не похож, это точно.

— Да чего же мы стоим, — спохватился Поволоцкий. — Давай-ка внутрь.

Пятигорский государственный санаторий раскинулся у горы именующейся Машук и сам носил название «Машук», обличавшее богатую фантазию какого-то чиновника. По сути это был не просто санаторий, а целый комплекс, объединивший курорт, здравницу и центр реабилитации для военных. Как способный к самообслуживанию и не нуждающийся в круглосуточном наблюдении, Александр Поволоцкий занимал однокомнатный номер с собственной кухней и санузлом. Впрочем, еды в «доме» он не держал, предпочитая столовую, зато подвесной шкафчик над столом заполняли коробочки и мешочки с разнообразными травами — хирург верил в могущество официальной медицины, но не гнушался и природными средствами. Благо, на городском рынке торговал один хитромудрый старичок, уже более полувека собиравший полезную окрестную растительность.

Забулькала вода в чайнике, критически обозрев свою кладовую, Поволоцкий выбрал банку с травяным сбором на основе мяты.

— Чайку бы?.. — почти робко попросил Зимников.

— Это лучше, — исчерпывающе и кратко просветил его хирург, щедро отсыпая в заварник пахучее «сено».

— А ведь действительно лучше, — согласился Петр Захарович к концу первой чашки. Процесс пития занял немало времени, подхватывать емкость приходилось обоими крючками, одним под донышко, другим прижимая сверху. И пить малыми глотками, с осторожностью. Поволоцкий не унижал сослуживца предложением помощи, прихлебывая свой настой мелкими глотками. Только сейчас Петр Захарович отметил, что каждое движение медик выполнял как неопытный подводник-монтажник, управляющий строительным манипулятором. Провести — зафиксировать — взять — зафиксировать — поднять — зафиксировать — приблизить — зафиксировать. Все под контролем зрения.

Только после того как Зимников допил, хирург налил еще и спросил:

— На ревиталку?

— Нет, сейчас ее уже почти не делают, слишком долго, — отозвался Зимников, постукивая металлом по столешнице. — Поставят протезы с приводом, полная замена, пока удалили все пораженные и иссеченные ткани. Буду ходить как Горыныч, с железными когтями.

— Куда потом? — спросил Поволоцкий, решив умолчать о том, что по статистике примерно в двадцати процентах случае организм отторгает витапротезы конечностей.

— А все туда же, — произнес Зимников. — После излечения — обратно, в действующие войска. А пока пишу доклады в обобщения опыта столкновений. Очень большой дефицит командных кадров, почти никому не дают отставку, даже таким как я. Быстро подштопать и в строй. А ты-то как?

Хирург проследил направление его взгляда и с невеселой ухмылкой провел ладонью по голове.

— Настоящий абрек, — протянул Зимников.

Медик всегда выделялся среди коллег бородой и шевелюрой «на грани нарушения устава». Борода осталась при нем, но вместо черной с легкой проседью гривы теперь светился отраженным светом гладко бритый череп. Сейчас хирург и в самом деле напоминал Хаджи Мурата из недавней экранизации.

— Контузия, — пояснил Поволоцкий. — Мозги на месте, но координация ушла, охлаждение головы — сразу спазм.

— Прогноз?

— «Прогноз неопределенный», — сделав зверское лицо, процитировал кого-то хирург. — Массаж, лечебные грязи, упражнения на координацию. То есть, общеукрепляющая терапия. Травки разные пью, не могу сказать, сколько от них пользы, но вкусные, и тоже вроде как общеукрепляют. Доктор Терешин по какой-то хитрой восточной методе иголками колет, что удивительно — вроде бы эффект есть. После — комиссия, смотреть, оклемался организм или нет. Пока динамика положительная, то бишь, от перемены погоды не падаю, а просто на стенку лезу. И ложка из руки вылетает не чаще раза в три дня.