Игорь Николаев - Вся трилогия Железный ветер одним томом

День клонился к закату, море немного волновалось, и летательный аппарат ощутимо покачивало. Кроу курил как автомат, изредка поглядывая на часы. Айнштайн молча съежился в своем кресле, маленький и жалкий человечек, в одночасье потерявший все.

Кажется, пора. Воронин достал из специального ящичка ракетницу и пакет с зарядами, выбрал нужный. Встав в проеме двери, он выпустил красную ракету, отсчитал десять секунд и повторил процедуру. Спустя почти минуту, которая показалась самой длинной в жизни перебежчика, в ответ, на самой границе горизонта взвилась ослепительно-белая точка — ответный сигнал. По-видимому, без четких ориентиров пилот немного ошибся с координатами посадки, да и течение помогло, но все-таки их заметили, и рандеву состоится.

Когда вдали показался продолговатый объект, похожий на огромное веретено, быстро приближавшийся к гидроплану, профессор поначалу решил, что это неведомый морской зверь, и суетливо забормотал «Что это? Что это такое?». Всмотревшись старческими и подслеповатыми глазами в «веретено», он впервые в жизни закричал от ужаса, насколько хватало осипшей и слабой глотки. Ответ на риторический вопрос, поставленный Айнштайном, оказался ужасен.

Воронин не смог сдержать почти счастливой улыбки, при виде рубки с таким знакомым символом трикселя. К дрейфующему на волнах самолету приближалась субмарина, на которой уже готовили надувную лодку. И Григорий позволил себе облегченно вздохнуть. Он смертельно устал, но это была приятная усталость, охватывающая человека после неподъемной работы, которая наконец-то сделана, и сделана на совесть. Организаторы должны быть довольны. Оставалось закончить все и получить щедрое вознаграждение — не какие-нибудь бумажки, которыми скоро можно будет топить печи. Золото и то, что в нынешние смутные времена гораздо ценнее любых денег — возможность присоединиться к новым хозяевам мира.

Ведь в конечном итоге, умение вовремя сменить хозяина — главная добродетель наемника, не так ли?

С мостика Воронину приветственно махнул человек в черной форме политической разведки, рядом с ним стоял еще один, в простом пятнистом комбинезоне «ягеров», который казался очень неуместным в открытом море. С такого расстояния Григорий не мог различить черты лица, но хорошо понимал, кто почтил его личной встречей и внутренне подобрался, готовясь представить себя в лучшем свете.

В лодке, которая подошла к самолету, было пять человек, два дюжих моряка, больше похожих на санитаров из психиатрической лечебницы, доктор, судя по чемоданчику с красным крестом, и два уже виденных Ворониным офицера — из разведки и «пятнистый». Последнего перебежчик видел только один раз и в темноте кубинского кабака, озаряемой лишь мертвящим светом красно-синих ламп. Теперь можно было рассмотреть патрона вблизи и в лучах заходящего солнца.

Айнштайн рвался и кричал до тех пор, пока ему не вкололи какое-то средство, от которого профессор обмяк и потерял интерес к происходящему. Григорий запоздало потянулся было за ключами от наручников, но моряки, не обращая на него внимания, быстро перекусили цепь кусачками и потащили обмякшее тело в лодку.

— Хорошая работа, я доволен, — ровно, сдержанно произнес человек в комбинезоне, и его слова прозвучали в ушах Воронина подобно райской музыке. «Ягер» тем временем подошел чуть ближе, ловко балансируя на чуть согнутых ногах, несмотря на усиливающееся волнение и качку. Он бы не очень высок и до странности щупл — плечи сходили на конус, начиная прямо от шеи и белой полоски воротничка, выглядывавшей из-под свернутого валиком капюшона. Но вокруг этого человека распространялась аура жесткости и властности — сила, заставляющая подчиниться даже такого отпетого мерзавца как Воронин-Кроу. Может, это было из-за абсолютного спокойствия «ягера», а может быть из-за его холодного, совершенно бесстрастного взгляда, которым мог бы смотреть на мир не человек, но рептилия.

Щуплый втянул ноздрями воздух и повел головой в непонятном жесте. Стало видно, что его затылок прикрыт безбинтовой клеоловой повязкой. Воронин затаил дыхание, до перебежчика доходили слухи о том, что наиболее отличившимся деятелям Евгеники, а так же элитным бойцам вживляют золотую пластину в основание черепа, но он полагал, что это слухи.

— Пора, — скомандовал человек в комбинезоне.

Лодка приготовилась отчалить, моряки и врач терпеливо ждали, заботливо прикрывая усыпленного профессора от брызг. «Ягер» спрыгнул на поплавок и посмотрел в сторону солнца, от которого море уже откусило нижний краешек. В самолете хрипел и булькал умирающий Воронин, получивший достойную награду за труды — удар кинжалом в печень. Привыкший к огнестрельному оружию, он не заметил, как пятнистый собеседник легким движением руки освободил скрытый в специальном нарукавном клапане широкий клинок без гарды, а когда почуял неладное, было уже поздно.

— Красиво, — заметил «ягер», с удовольствием вдыхая свежий морской воздух и любуясь на заходящее солнце.

Раненый в самолете упорно не хотел умирать, ворочаясь и хрипя.

— Зачем? — односложно спросил офицер разведки, спокойно и без удивления. Он привык, что коллега зачастую совершает непредсказуемые и неожиданные поступки, которые, тем не менее, всегда оказываются правильными и разумными. — Этот мог бы нам пригодиться.

— Он курил, — пояснил человек в пятнистом комбинезоне, таком неуместном в открытом океане. — Дешевые немецкие сигареты, непростительно для государственного служащего, который доложен патриотично курить вирджинский табак. Привычка молодости, скорее всего… Он был неглуп, исполнителен, смел. Но невнимателен к деталям. Для по-настоящему ответственной работы не годился.

— Да, это верно, — согласился после секундного раздумья разведчик.

— Дело сделано, — подытожил «ягер», ловко запрыгивая в лодку.

Отойдя метров на десять, евгенисты забросили в гидросамолет зажигательную гранату, и гидроплан, вместе с двумя телами, превратился в дымный факел.

Настоящее.

Вспышка. Ярчайший проблеск выхватила из темноты угловатые механизмы — какие-то шестерни, цилиндры гидравлических приводов, узкие рельсы-направляющие. На всем однотонный ржаво-серый налет, видно, что аппарат стар и его уже много лет не касалась рука человека.

— Общая конструкция модульная, — рассуждал Радюкин, зная, что каждое его слово транслируется и тщательно записывается на «Пионере». Субмарина по-прежнему скрывалась под водой, но подошла ближе, подвсплыла и подняла перископ с антенной. Говорить приходилось медленно, с расстановкой, тщательно подбирая слова — качество связи оставляло желать лучшего, да и дыхание перехватывало. Движение в облегченном скафандре «крабике» требовало не очень больших, но непрерывных усилий всех мышц, это изнуряло почище хорошей пробежки.