Никита Сомов - Тринадцатый император. Дилогия (Авторская версия)

— Скажи, Володя, в те годы, которые прошли с моего отъезда, Его высочество много времени посвящал военным наукам? — задумчиво спросил Александр Иванович, пристально посмотрев на племянника.

— Его высочество занимался в рамках учебы, подготовленной его учителями. Шесть часов в неделю он уделял военному делу под руководством генералов Тотлебена, Драгоманова, Платова, — недоуменно отчитался Владимир. — А чем вызван ваш интерес?

Александр Иванович оторвался от окна и медленно подошел к столу. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, он замер, неподвижно смотря на разложенные листки письма.

— Я никогда не замечал за его высочеством столь явного военного таланта, — наконец заявил фельдмаршал после долгой паузы, — признаюсь, его представления по военному делу удивили меня. Мало кто из известных мне офицеров мог составить столь ясный и детальный прогноз. Не берусь обсуждать его выводы, участие и победа Пруссии в войне с Францией мне кажется маловероятной, но сам прогноз — великолепен. А предложения его высочества по обмундированию и вооружению! Признаюсь, даже меня, генерала с многолетним опытом, они ставят в тупик. Как, не будучи ни месяца на действительной службе, не видя вблизи тяготы солдат наших, можно было столь четко представлять требуемое ими? — на этих словах Александр Иванович глубоко задумался.

На этих словах окунулся в мысли и его племянник. Владимиру подумалось, что действительно за последние пару недель его величество сильно изменился, стал неуловимо старше, изменились привычки, манеры, даже разговор и стиль мыслей. Поначалу Владимир не придавал этому внимания, но сейчас, после слов дяди, осознал, насколько переменился император за последние пару недель.

«Возможно, безвременная кончина батюшки, тяжелая болезнь и обрушившаяся на него царская ноша тому виной, — подумал молодой князь. — Чем иным это можно объяснить?»

Так, погруженный каждый в свою думу, они стояли еще некоторое время. Первым продолжил разговор Александр Иванович:

— Вот что, Володя, отдохни у меня пока. Завтра вручу тебе ответ на сие предложение, а сегодня — отдохни.

— Неужели вы раздумываете, дядюшка? — оторопел Владимир, не в силах понять, как можно сомневаться, когда такое предлагается его величеством.

— Утро вечера мудренее, — уклончиво ответил Александр Иванович. — Ты устал, поди. Осип тебя в гостевую проводит. Иди, иди, — махнул он рукой, давая понять, что разговор окончен.

Молодой князь щелкнул каблуками и поклонился:

— Что ж, позволю себе на этом оставить вас, дядюшка. Честь имею, — сказал он, вздернул голову и, развернувшись, подошел к двери. На пороге Владимир остановился, чуть повернул голову и улыбнулся в короткие усы: — И все же очень рад за вас.

Дождавшись, когда за племянником закрылась дверь, Александр Иванович положил вскрытое письмо на стол, проследовал к дивану и, тяжело вздохнув, сел на него, скрестив руки перед собой. Дальняя, в углу, остававшаяся все время разговора закрытой дверь тихонько отворилась, и в сгустившийся полумрак комнаты впорхнула легкая женская фигурка в полупрозрачной сорочке. Обойдя диван и встав у генерала за спиной, она обвила руками его шею и прижалась к его подбородку головой.

— Ты все слышала? — тихо спросил он.

Она кивнула и, чуть помолчав, жарко прошептала ему в ухо:

— Я не хочу тебя ни с кем делить. Хочу, чтобы ты всегда принадлежал только мне…

Чуть помолчав, она горько вздохнула и продолжила, еще сильнее прижавшись к нему:

— Но ты слишком Ее любишь. Настолько сильно, что иногда я тебя к Ней ревную. Если я тебя не отпущу, то ты будешь несчастлив без Нее, без России… а я этого не хочу. Езжай, я отпускаю тебя…

На этих словах ее руки распахнулись, и княжна юркой змейкой выскользнула из объятий и, пересеча комнату, скрылась в темноте дверного проема.

— Спасибо, Лиза, спасибо, — прошептал ей вслед князь, — и прости меня…

В ночь на пятнадцатое ноября я засыпал, предвкушая свой завтрашний переезд в столицу. Наконец-то мне удалось переменить мнение Mama, видимо, желавшей навсегда оградить меня от всех тягот и невзгод жизни, заперев в Гатчине. Я еду в Петербург на созванный мной Комитет министров, где хочу реализовать ряд идей, пришедших мне на ум во время моего уединенного выздоровления. Уснуть, когда ожидания переполняют тебя, совсем нелегко, вернее практически невозможно. Как в детстве, долго ворочался с боку на бок и, верно, так и уснул с довольной улыбкой на губах.

Но вот, наконец, наступило долгожданное утро. Быстро позавтракал и отправился на Балтийский вокзал, где меня с самого утра дожидался поезд под парами. Прибыв на станцию и поприветствовав свою свиту, вернее, ту ее часть, которая по различным причинам не присутствовала за монаршим завтраком, я стойко выдержал еще одну попытку Mama удержать меня около подола своей юбки. Хотя из ее уст выглядело это гораздо изящней и, чтобы заподозрить отсутствие каких-либо веских причин удерживать меня, требовался изрядный опыт. Опыт у меня был. Да еще какой! Я иногда даже подозреваю, что он был впитан Николаем вместе с молоком матери еще в колыбели. Слава богу, хоть при всех не стала мне невесту навязывать. Меня сначала поразил, потом возмутил, а теперь уже утомил факт моей неизбежной женитьбы в ближайшем будущем. Император должен иметь наследника, и точка. Это мнение Mama и мои близкие успели высказать полсотни раз за последние несколько дней. И с каждым днем эти голоса звучали все чаще и чаще. Не далее как вчера со мной имел на эту тему обстоятельную беседу дядя Низи (великий князь Николай Николаевич Старший)… В общем, чувствую, скоро придется наступить чувствам на горло и жениться на ком скажут. Лишь бы не страшная…

Итак, выдержав очередную неудачную и обреченную на провал попытку удержать меня от поездки в Зимний, я решительно попрощался с братьями и сестрой Марией. После чего незамедлительно сел в поезд. Тут не обошлось без досадной оплошности. Видимо, растерявшись от моего стремительного расставания, никто не успел предупредить меня, что мы стоим напротив вагон-ресторана. Впрочем, спутать императорский вагон голубого цвета с золоченым царским гербом двадцати пяти метров в длину с серым и чуть не вдвое более коротким кухонным мог только слепой. Слепым я не был и, оказавшись в окружении ошарашенных внезапной встречей поваров и официантов, слегка озадачился.

Я подавил в себе желание воспользоваться переходом между вагонами. Не сразу, но запертая дверь немало этому поспособствовала, а спросить ключ как-то не догадался. К тому же у меня были сомнения, что провожающие, оставшиеся на платформе, осознавали, что я ошибся вагоном. Они с невозмутимым видом заходили за мной, делая вид, будто ничего особенного не произошло.