Рава Лориана - Тучи над страной Солнца

-- Ах Томас, как ужасна Испания! И ты обречён здесь жить и умереть.

-- Со смертью жизнь не кончается. И христиане, и язычники знают об этом. Может, потом мы ещё встретимся в ином мире. А я буду делать то, что считаю своим долгом. Сначала найду единомышленников, потом мы станем осторожно высказывать свои идеи публично, потом... потом будет видно.

Заря с грустью посмотрела на брата Томаса. Может, он и сам не верит в успех своей затеи, но ему так не хочется оставаться одиноким после того, как она покинет эту страшную страну.

Заря познакомилась также с одной девушкой по имени Марина. Её настоящего, точнее, прошлого имени Заря так и не узнала -- как и большинство эмигрантов, Марина предпочитала после крещения его поскорее забыть. Имя "Марина" вообще носила каждая вторая эмигрантка из Тавантисуйю, так как история любовницы Кортеса, несмотря на её не очень красивый финал (ведь Кортес так и не женился на той, которой был обязан своей удачей, бросив её, когда та стала не нужна), пользовалась среди эмигрантов, особенно женщин, огромной популярностью. Поэтому каждая вторая эмигрантка крестилась как "Марина".

Конкретно эта Марина достигла достатка и даже уважения в местном обществе благодаря книге "Тайны Двора Инки". Книга пользовалась популярностью в том числе и из-за очень подробно описанных сцен разврата, которые якобы наблюдала и в которых якобы участвовала мемуаристка. Строгая католическая цензура в данном случае не придиралась, ибо необходимость изобличить жестокого язычника-сластолюбца, якобы совершившего насилие над несчастной Мариной (эта сцена была венцом всей книги) ставилась выше всех моральных соображений. Теперь она делилась с Зарёй секретами своего успеха:

-- Да, разоблачение Первого Инки как жестокого сластолюбца было золотой жилой, но я её всю уже разработала, и тебе, если хочешь преуспеть, надо искать что-то другое.

-- Для меня это будет сложнее, ведь я не была при дворе, -- скромно ответила Заря.

Марина презрительно сморщила губки:

-- Думаешь, это важно? Да кто тебя здесь проверит! Или ты думаешь, что я в своей книге правду писала?

-- Ну... -- Заря замялась, -- хотя бы частично.

-- От правды там только имена, -- ответила Марина, -- если бы я рассказала о том, что на самом деле произошло между мной и Первым Инкой, я бы на этом деле никогда не заработала. Правда -- такой товар, который здесь спросом не пользуется! Поэтому могу даже тебе рассказать, и даже слово хранить молчание с тебя брать не буду, потому что не поверит никто. Хочешь?

Заря кивнула, готовая внимательно слушать.

-- Ну, когда я попала по протекции ко двору Первого Инки, я поставила себе цель -- стать его женой. А для этого лучшим средством было его соблазнить. Да только он никак не давался мне в руки. Я уж и взгляды на него бросала, и жесты намекающие делала -- стена. Вроде бы не слепой, должен понимать, на что я намекаю, но делал вид, что не замечал. Ну я решила пойти напролом -- подкараулила его в одном из дальних углов дворцового сада, неожиданно накинулась на него с объятьями и покрыла поцелуями. Он поначалу оторопел, а затем отстранился и посмотрел на меня, -- Марина залилась хохотом, -- посмотрел на меня таким смущённым взором.... Ну как мальчишка какой-нибудь пятнадцатилетний, который ещё женщин не знал! А потом он стал отбиваться от меня. Я говорила ему о своей страстной любви, а он ответил: "Не лги мне. Ты любишь не меня, а моё высокое положение. Если бы я вдруг потерял своё льяуту, то стал бы тебе не нужен". Конечно, он сказал правду -- если бы он перестал бы быть Первым Инкой, то кому бы он был нужен? Подозреваю, что даже его единственной жене он стал бы ни к чему, потому что как мужчина он должен быть так себе. Конечно, мне не удалось стянуть с него штаны, но я уверена, что это от того, что как мужчина он представляет из себя жалкое зрелище, просто посмешище! Оттого, наверняка, и не заводит себе больше жён, чтобы эта тайна не вскрылась. Был бы он настоящим мужчиной, жеребцом -- сам бы под юбки лез при первой же возможности!

Марина перестала смеяться и заговорила:

-- Только с тех пор, как он меня отверг, я его возненавидела -- и решила отомстить. Я не успокоюсь, пока не узнаю, что его, жалкого и оплёванного, повели на казнь! И казнь чтобы была как можно мучительнее -- не отрубят голову или даже повесят, а на медленном огне поджарят. Вот тогда моя месть будет удовлетворена!

Заря слушала это с отвращением, думая, что упоение сладостной картиной мести не даст увидеть Марине, как на самом деле всё это противно её слушательнице. Было очевидно, что Первый Инка был абсолютно прав, не пожелав связываться с такой женщиной, но непонятно, как можно ненавидеть мужчину за то, что он тебя отверг. А она, Заря, со смерти Уайна, никому не понравилась (Джон Бек не в счёт, своим насилием он её просто наказывал) и что же, должна из-за этого ненавидеть всех мужчин подряд и желать им мучительной смерти?!

Вообще в ненависти эмигрантов к Тавантисуйю было что-то нелогичное. Заря могла бы понять человека, у которого в её основе была бы действительная обида -- скажем, того, чьего отца казнили или сослали на золотые рудники по ложному доносу. Но о таких случаях Заря знала лишь по слухам, лично таких людей Заря не встречала, а у тех, кого Заря знала, были в основном вот такие, если не ещё более нелепые претензии. От одного эмигранта она слышала гневный возглас: "Никогда не прощу этому государству того, что заставляло меня учиться математике!". Даже смешно, что взрослый вроде бы человек может рассуждать на уровне ленивого школьника.

А ещё эмигранты просто обожали на досуге рассуждать о то, в какой роскоши живут в Тавантисуйю чиновники. Наивная душа вроде Ветерка могла бы вообразить, что это говорят поборники справедливости, но Заря не могла не заметить, что дворянские привилегии, а также привилегии местных купцов-богачей их не возмущали, да и местные чиновники жили далеко не бедно, при том что их богатство было основано на взятках и хищениях. В Тавантисуйю, если чиновник проворовался, то его обычно ждала смерть(лишь иногда приговор смягчали с учётом прошлых заслуг), а за халатность грозили золотые рудники. А здесь чиновники могли воровать и пренебрегать своими прямыми обязанностями практически безнаказанно!

Потом Заря поняла, в чём тут дело. Пусть в Тавантисуйю чиновник пользовался значительными привилегиями(значительными, конечно, по сравнению с простым народом, но не по сравнению с испанской аристократией), но отвечал за дело головой. Не оправдавший доверия, даже если оставался жив, лишался всего, а жизнь с постоянным риском лишиться всего -- не такой уж сахар. Эмигранты в глубине души мечтали о таких же благах, но без этой теневой стороны. Мечтали, но не решались в этом признаться, видимо, даже самим себе, вот и отводили душу в обличениях.