Андрей Смирнов - Рыцарь

– Женщины прибыли? – спрашивает сидящий.

– Ещё нет, господин граф, – поспешно отвечает ему пришелец. – Старуха расхворалась на перевале. Пришлось нанять для неё телегу. Полагаю, что они будут здесь завтра...

Граф перебивает его нетерпеливым взмахом руки:

– Что-нибудь ещё, Мигель?

Тот снова коротко кланяется:

– Только что прибыл гонец. Войска эмира перешли границу и осадили Менханьо.

Граф сцепляет кончики пальцев и некоторое время задумчиво глядит в образовавшийся треугольник.

– Кретины, – говорит он затем, – мало я их учил... Кто ими командует?

– Гонец говорит, что Юсуф аль-Кейсар, но он не уверен в этом.

– Юсуф... – Дон Альфаро кладёт руки на подлокотники. – А, этот мальчишка... Придётся научить мальчика уважать старших.

Граф стремительно встаёт. Всякая расслабленность исчезает, движения его точны и экономны.

– Коня!

...Они выезжают из замка Кориньи и скачут весь день. Они – это сам граф, Мигель и десять графских телохранителей. Горы, которые со стен замка Кориньи были далёкими призраками у самого горизонта, вырастают, закрывая собой полнеба, и оборачивают к всадникам свои ущелья и склоны, камни и водопады. Отряд минует перевал и приближается к Менханьо – мощной крепости, охраняющей южную часть графских владений. С каменного уступа, на который взбираются Мигель и дон Альфаро, можно видеть, сколь велика армия, осадившая крепость. Да, это можно увидеть, хотя сейчас ночь: в лагере сарацинов горят десятки, сотни костров, рядом с которыми перемещаются тёмные фигуры.

– Что ты об этом думаешь, Мигель? – спрашивает дон Альфаро.

– Их не меньше четырёх тысяч, – негромко отвечает тот.

– Знаешь, Мигель, – говорит граф, – я думаю, что когда-нибудь сарацины заполонят собой всю землю. Слишком уж быстро они плодятся.

Мигель, который сам на одну четверть сарацин, не говорит ничего.

Они спускаются вниз и движутся дальше, но уже осторожнее. Вскоре их окликает сарацинский патруль.

Граф протягивает вперёд руки, демонстрируя, что у него нет оружия.

– Я – дон Альфаро де Кориньи, – говорит он на сарацинском наречии и прибавляет с дюжину имён, которыми наградили его родители, и ещё полдесятка титулов, означающих земли, которыми он владел. – Я синьор этой земли. И я готов принести присягу Юсуфу аль-Кейсару и принять ислам. Я хочу говорить с вашим господином.

Сарацинские воины, несколько ошеломлённые речью христианина и ещё тем, что их меньше, чем испанцев, всё же решаются разоружить графа и всех его спутников. Дон Альфаро даёт телохранителям знак, чтобы они не оказывали сопротивления.

– Передайте Юсуфу, – говорит он, – что нам необходимо поговорить как можно быстрее.

Воины ведут пленников в лагерь, слегка подталкивая в спину копьями – для порядка. Начальник патруля широко улыбается: он имеет все основания ожидать награды за то, что захватил такого важного пленника. Ведь всем известно, что Юсуф, дождавшись разрешения светлейшего эмира, с превеликой радостью двинул свои войска против земель графа Альфаро. Потому что всем известно: граф, и никто иной, повинен в смерти отца Юсуфа.

Высокий шатёр, украшенный серебряным полумесяцем. У входа в шатёр стоит красивый молодой человек с тонкими, но решительными чертами лица. Рядом с ним – усатый воин, лицо которого обнаруживает с лицом юноши некоторое (правда, весьма отдалённое) сходство. На мужчине – кольчуга, на юноше – тоже, но более тонкая и спрятанная под одежду. Оба держат ладони на эфесах сабель.

Графу заламывают руки и подводят к юноше, который вздёргивает подбородок и с презрением глядит на пленника.

– О чём ты хотел говорить со мной, отродье Иблиса, прежде чем я прикажу привязать тебя к четырём жеребцам и разорвать на четыре части!

Граф коротко оглядывается и смотрит в глаза Юсуфу аль-Кейсару. Лёгкая усмешка, тронувшая его губы, беспокоит юношу, но под взглядом Альфаро он почему-то быстро забывает и об усмешке, и о беспокойстве.

– О лучезарный, – говорит ему граф, – о светило ислама! То, о чём я хочу говорить с тобой, настолько важно, что мне не хотелось бы, чтобы это услышали чужие уши. Может быть, мы побеседуем в каком-нибудь другом месте, о сокрушитель неверных? Например, в твоём шатре? Или ты опасаешься меня, Юсуф аль-Кейсар? Если так, то прикажи связать мне руки и даже от тени всякой опасности ты будешь избавлен, ведь ты вооружён, а я – нет.

Он смотрит в глаза юному военачальнику, но тот молчит, как будто колеблясь.

Усатый воин прерывает молчание.

– Мой господин, – говорит он, обращаясь к мальчику, – не соглашайся на это. Всем известно, как сильны чары этого христианского дьявола. Воистину, он – сам сын Иблиса. Поступи так, как поступают христиане со своими колдунами (а ведь среди христиан много колдунов!), – сожги его и развей пепел по ветру.

Но молодой человек качает головой.

– Нет, сначала я хочу узнать, что он собирался сказать мне. Ты будешь со мной, Али, во время нашего разговора. Что он сможет нам сделать? Он пёс, которому выдрали зубы. – И приказывает стражникам: – Отпустите его.

Воины отпускают графа. Юсуф и Али входят в шатёр. Дон Альфаро следует за ними. На его губах играет усмешка.

Внутри шатра – богатые ковры, высокие канделябры, табуретки, убранная постель, невысокий столик. Дон Альфаро некоторое время рассматривает дальнего родственника Юсуфа – могучего воина Али.

– Мы ждём, пёс, – говорит юноша.

– Полагаю, – начинает граф, – вас весьма удивляет то, что я пришёл к вам сам, безоружным, и отдался на вашу милость...

– К тебе не будет милости, – перебивает его юноша, делая резкий жест рукой. – Воистину безгранично терпение следующих истинной вере – но только не к таким, как ты!

– И это слова воина Аллаха?! – притворно изумляется граф. – Или обещания повелителя правоверных относительно христиан, желающих принять истинную веру, это для вас пустой звук?

Али скрипит зубами и стискивает рукоять сабли.

– Слова повелителя правоверных, – говорит юноша, – золотыми буквами начертаны в нашем сердце. Однако не пытайся обмануть нас, утверждая, будто ты – христианин. Подобные тебе хуже христиан и иудеев, хуже язычников и огнепоклонников. К подобным тебе нет ни милости, ни прощения.

– Юсуф аль-Кейсар, а все ли в твоём войске – воины Аллаха? – спрашивает тогда граф. – Все ли они под защитой вашего бога?

– Исключая наёмный отряд христиан – все.

– Ты ошибаешься, Юсуф, – говорит граф, не сводя глаз с двоюродного дяди Юсуфа, – не все. На лбу отнюдь не каждого твоего воина начертан знак веры, пусть даже на словах они и клянутся, что служат Аллаху всем сердцем, делом и помышлением. Но те, на которых нет этого знака, – ничьи, и нет для них никакой защиты. Твой дядя – как раз из таких. Что ты сделал, Али, что Аллах отказался от тебя? Изнасиловал жену эмира? Убил кадия? – Он смотрит воину прямо в глаза. – Или просто усомнился в сердце своём?..