Александр Конторович - Смертник в серой шинели. Тетралогия

— Добавьте к этому, ваше преосвященство, и его незаурядную силу воли. Подбросив ко мне в постель яд, он не покинул здание, хотя свободно мог это сделать. Он лично убедился в том, что его удар достиг цели.

— Но он же не отравил вас, — поднимает голову отец Варшани.

— Он не мог знать, каким именно образом происходит заражение всех остальных. С его точки зрения, произошедшего на его глазах было вполне достаточно для того, чтобы посчитать задание выполненным. Подложив ко мне Шерн, он сам принял яд. Вероятнее всего, он не собирался покидать дом, но при этом не хотел умереть настолько мучительной смертью.

— В таком случае, — Варшани побарабанил по столу пальцами, — его поведение имело какую-то цель. Если он не покинул дом и остался, чтобы проконтролировать успех своей миссии, то это делалось не из праздного любопытства. Он должен был кому-то сообщить результаты того, что увидел.

— Или повторить удар.

— Каким образом?

— А вот каким! — Осторожно развинчиваю яйцо на две половинки. В углублении лежит перстень. Он тоже бронзовый. Достаю из ножен рунный клинок и подношу его к перстню. Едва коснувшись его, кончик клинка чернеет, и мы все слышим низкое гудение.

Чуть побледнев, епископ откидывается на спинку стула.

— Впечатляет… — облизывает он кончиком языка пересохшие губы.

Отец Варшани уважительно кивает.

— Да… признаться, я первый раз вижу такой интересный способ распознавания ядов… да и Рунный клинок в действии мне вот так близко видеть раньше не доводилось. На лезвии не остается яда?

— М-м-м… не проверял. А как?

— Действительно…

— Я протираю его после тканью, смоченной в… в вине. Хотя, если подумать, то клинок, скорее всего, просто не терпит около себя ничего, что способно причинить смерть иначе, чем он это делает сам. И не принимает на себя ничего постороннего. Во всяком случае, пролитая им кровь исчезает почти мгновенно. Он словно выпивает ее… или уничтожает.

— Даже так? Вы его прямо живым считаете…

— А вы?

— Не знаю. В нашем распоряжении не осталось ни одного такого клинка.

— То есть? Насколько я в курсе дела, здесь уже было достаточно… Серых. Неужто их оружие куда-то исчезает с их… уходом?

— Все оставшиеся нам после таких случаев клинки — это обычные клинки. Не хуже и не лучше других. Остается только узор, все прочие качества пропадают со смертью владельца.

— Вот как? Не знал… А что еще известно о них?

— Клинок неразрывно связан со своим хозяином. Известны попытки его украсть. Некоторые даже были удачными.

— И как?

— Он всегда возвращается к законному владельцу. Самыми разными способами. Но при этом вор и тот, кто последний им владел, погибают.

— От клинка?

— Необязательно. Но с железной вероятностью.

— Весело…

— Любое ранение этим клинком — смертельно. Человек умирает за несколько секунд.

Киваю — это я уже видел. Впечатлило донельзя.

— А на меня он действует так же?

— Нет. Для вас он не опаснее любого другого меча.

— То есть я могу им бриться при желании?

— Можете. Хотя с трудом представляю себе этот процесс.

Я, честно говоря, — тоже. О чем и сообщаю собеседнику. Тот понимающе кивает.

— Никакие доспехи или щиты от Рунного клинка не защитят. Им можно нарезать в лапшу металлическую колонну. Трудно, но выполнимо.

— Учту. Хотя, откровенно говоря, не представляю себе необходимости в таком странном деянии.

— Клинок также защищает своего владельца.

— Каким образом?

— Неизвестно. Но об этом все говорят. В смысле — все Серые.

— А как именно?

— Да хоть бы и так, — указывает на яйцо с перстнем хитропоп. — Разве этого мало?

Вынужден признать его правоту. Действительно — подарок немаленький!

— Кстати… — приподнимается он с места. — Минуточку…

Проворно, несмотря на свои габариты и возраст, подходит к камину и зачерпывает из него горсть золы.

— А подставьте-ка клинок…

Подойдя к нему, поворачиваю Рунный клинок плашмя и наклоняю над топкой.

Варшани высыпает на него золу.

Клинок по-прежнему поблескивает своим узором.

— Ну да, — кивает хитропоп, — мы тоже ни разу не смогли его запачкать. Даже краска на них не задерживается. Надо полагать, и яд как-то… даже не знаю, какое слово подобрать…

— Нейтрализуется?

— Как?

Поясняю ему смысл сказанного слова. Он согласно кивает.

— Да, так тоже можно сказать.

Мы снова возвращаемся к столу, и разговор продолжается.

Итогом длительной, почти пятичасовой, беседы стало следующее.

Имеет место заговор.

Не сиюминутный, направленный на свержение короля или убийство кого-либо из его приближенных. Если бы это было так, то многоопытные Коты или многомудрые церковники уж точно да углядели бы какой-то хвостик, торчащий из-за кулис. Сам характер глубокого внедрения слуги, располагавшего при этом фантастически дорогой отравой, указывал на то, что его хозяева никуда не спешат. Во всяком случае — не спешили раньше. Не исключено, что такие же неприметные товарищи, каковым являлся покойный постельничий, ждут своего часа еще где-то. Денег же на такие дорогостоящие операции неведомые злодеюки явно не жалели.

Заговорщики действуют умно, с многократной подстраховкой каждого шага. Оказывается, постельничий был первым и единственным человеком, который был уличен в применении Шерна. До сих пор установить виновников этого никому не удавалось.

У нас есть теперь индикатор ядов — Рунный клинок. Правда, все неудобство этого метода заключается в том, что его нельзя тиражировать. И в отрыве от меня (есть такое подозрение) он работать не будет. Во всяком случае, отец Варшани берется проверить все имеющиеся у него клинки на их реакцию с ядами.

У нас есть теперь не только образцы яда, но способ борьбы с заражениями и отравлениями. Эрлих сразу объявил производство спирта церковной монополией. После моего активного возражения он вынужден был сделать оговорку, что и целители могут его применять для лечения. Но не производить! Тут он встал непоколебимым столпом. Собственно говоря, никто и не возражал. Войти в историю страны как лицо, проложившее путь к повальной алкоголизации населения, я отнюдь не рвался. Да и была у меня одна хитрая задумка… Раз церковь монополизирует производство и потребление спирта, то волей-неволей ей придется сотрудничать с коллегами Мирны. Снабжать-то они их теперь обязаны? Глядишь, и сделают шаги к их официальному признанию…

Напоследок беседа коснулась солдат, вернее их необычайно быстрого появления. И вот здесь уже я уперся рогом, отговаривая собеседников от немедленного дыбоподнятия офицеров, кои вывели солдат на площадь.

— Да поймите вы! — в который раз убеждаю собравшихся. — Не может же быть причастно к заговору все командование этих частей! Стрелки — те точно были. И где они сейчас?