Rein Oberst - Чужой для всех

— Хватит глазеть на паровоз, как белая ворона, сержант, — с усмешкой произнес начальник патруля. — Иди, занимай свое место, счастливчик. Через 20 минут отправление.

— Что? Что вы сказали? — промямлил на немецком языке Криволапов, не понимая дословно офицера и оглядываясь по сторонам, где может быть майор Ольбрихт.

— Что вы крутитесь, унтер-фельдфебель, словно в штаны наложили. Предъявите ваши документы, — потребовал лейтенант, обратив внимание, что тот говорит с непонятным акцентом. Патрульные солдаты с сытыми, обветренными лицами тоже насторожились, и направили автоматы на испуганного танкиста.

Криволапов, волей судьбы прибившийся к Францу Ольбрихту и став сержантом, одев, форму врага, без него чувствовал себя совсем одиноким и терялся, когда к нему обращались немцы, особенно при выполнении служебных обязанностей. Он их практически не понимал и готов был либо бежать от страха, либо разрядить в них всю автоматную обойму, чтобы подавить этот страх. Вот и сейчас он, подав свои документы офицеру, зная их безупречную натуральность, скользнул рукой к кобуре, где имел свое законное место «Вальтер 34» – подарок его благодетеля. — Где же все-таки майор Ольбрихт? Стоял ведь на перроне у вокзала, прощался с адъютантом Ремеком, — сверлила одна единственная мысль в голове Степана.

— Следуйте за мной унтер-фельдфебель, для выяснения обстоятельств, — начальник патруля указал рукой в сторону полицейского участка.

— Nein! Nein! — возразил Криволапов. — Никуда я не пойду, господин лейтенант. Хоть убейте, не пойду, — заголосил Степан. — Я денщик майора Ольбрихта и охраняю его «коффер».

— Вы русский! — панически вскрикнул офицер. — Партизанен, — и схватился за пистолет. — Арестовать его.

— Герр майор! Майор Ольбрихт! Помогите! Караул! Убивают! — заорал еще громче Криволапов, сопротивляясь патрульным солдатам, которые выкрутили ему руки и повалили лицом на отпускной чемодан «Великая Германия».

Вокруг патруля стали собираться редкие зеваки из среды отпускников солдат и сержантов. Не зная причины потасовки отдельные из них, а это были, конечно, танкисты, встали на защиту Криволапова.

— Смотри, Ганс, завалили нашего танкиста тыловые крысы.

— Да, вижу, Отто, ты посмотри на них, на их морды. Сало, яйко, млеко – пройдут по домам, вот тебе и пасхальный подарок, а вечером кино, шнапс и проститутки. В окопы их, вшей кормить. Зажрались, мерзавцы.

— Эй, колбасники, — бросил безбоязненно длинноногий Ганс, — отпустите танкиста. Три на одного – нечестно.

— Господин лейтенант, — поддержал друга Отто, — отпустите танкиста, кавалера Железного креста.

— Разойдись по вагонам! — спокойно, но строго, осадил говорливых отпускников начальник патруля, — и, не обращая внимания на ропот толпы, добавил, — сдам вас начальнику жандармерии, и Рейх не досчитается двух младенцев, вами зачатых в отпуске.

— Отставить, лейтенант! — раздался вдруг издали грозный окрик Ольбрихта, который прихрамывая, опираясь на трость, спешил к Криволапову. — Вы что себе позволяете, офицер! Что вы здесь устроили самосуд, — налетел как коршун Франц, на начальника патруля подойдя ближе. Толпа тут же расступилась, пропуская грозного майора. — Это мой денщик, он охраняет мои вещи, мой чемодан.

— Господин майор, но он русский? — удивленно возразил лейтенант и дал отмашку патрульным солдатам отпустить Криволапова.

— Да хоть черный нигер, лейтенант! Какое вам собачье дело. Вы проверили его документы?

— Да проверил.

— Все в них в порядке?

— Так точно!

— Вы видите, что перед вами стоит герой Вермахта, фронтовик, награжденный Железным крестом, танкист. Вместо того чтобы помочь ему донести вещи и посадить в вагон вы устроили здесь гвалт. Вы плохо выполняете свои обязанности, лейтенант, — Франц был возмущен таким отношением к своему подчиненному, ставшему другом. — Это возмутительно, лейтенант.

Молодой офицер, начальник патруля опешил от резких наскоков Ольбрихта, но он был при исполнении обязанностей и не сдавался. — А вы, господин майор, предъявите свои документы. Кто вы такой!

— Что! Что вы сказали, лейтенант? Я вас посажу сейчас в карцер за незнание обязанностей устава Риберта. Как нужно обращаться к офицеру, старшему вас по званию.

— Начальник патруля лейтенант Бремер, — тут же приложил лейтенант руку к фуражке. Разрешите обратиться герр майор.

— Не разрешаю, лейтенант. Продолжайте выполнять свои обязанности в другом месте. Кругом! Я сказал кругом!

Патрульная команда, недоумевая, но, не выказывая слов пререканий и не оспаривая приказ майора, развернулась и пошла вдоль вагонов в конец поезда.

Майор Ольбрихт сопроводил патрульный наряд хмурым, продолжительным взглядом. — Вы чего стоите? — обратил он свое внимание на отдельных зевак, которые, докуривая сигареты, обсуждали инцидент патруля с фронтовиком майором и не уходили. — Разойтись по вагонам, как сказал начальник патруля. Отправление через пятнадцать минут. Шагом марш! — солдаты и сержанты послушно и безропотно выполнили его приказ.

Франц всем корпусом надвинулся на Криволапова. Тот стоял помятый, растерянный, злой и теребил в руках свалившуюся во время потасовки пилотку танкиста. — Учи немецкий язык, Криволапов, если хочешь уцелеть. Иначе пропадешь в Берлине, — выдавил зло из себя Ольбрихт. — Я не всегда смогу оказаться рядом и прийти к тебе на помощь. Хотя тыловой патруль обнаглел. Все документы ведь были в порядке.

— Спасибо господин майор, — извинился Степан, шмыгнув носом. — Я думал…

— Думал, думал, — перебил его Франц и улыбнулся, — Как говорит ваша пословица «Индюк думал, да в щи попал».

— Не так господин майор, — уже повеселел и Криволапов, — «…в суп попал».

— Какая разница, Степан. Не поспей я вовремя, ты точно бы в суп попал на обед полевой жандармерии. Ну, хорошо, что хорошо кончается. Бери чемодан, — Франц стукнул по нему тростью, — и идем в седьмой купейный вагон. А с патрулем надо вот так разговаривать, как я, унтер-фельдфебель.

— Слушаюсь, господин майор, — Степан одел пилотку, пригнул ухарски ее верхний край, кинул за плечи увесистый ранец с личными вещами, ухватился за кожаную ручку чемодана и, пыхтя, поторопился за прихрамывающим Ольбрихтом…

Паровоз на всех парах, иногда с протяжным гудком, гнал санитарно-отпускной состав в сторону польской границы. Километр за километром он быстро пожирал оккупированное пространство. Навстречу неслись разоренные города, села и смерть поверженного края. Однако в вагонах царило общее оживление. Военная обстановка за окном не приводила отпускников в уныние. Все к ней давно уже привыкли. Тем более, впереди раскрывалась красочная перспектива элементарного домашнего отдыха. После опостылевших окопов, изнурительной борьбы с холодом, голодом, вшами и, самое главное, страхом перед ожидаемым наступлением русских, отпуск на родину для фронтовиков Вермахта Центральной группы войск казался манной небесной, посланной всевышним Господом.