Александр Михайловский - Однажды в Октябре

— А какие силы у русских войск, защищающих Рижский залив? — спросил Сталин, — я слышал, что подступы к заливу заминированы и прикрыты огнем мощных береговых батарей.

— Товарищ Сталин, — вмешался в разговор я, — В настоящий момент, русский флот имеет в районе боев: два броненосца времен русско-японской войны, два броненосных крейсера, один бронепалубный крейсер, три канонерки, двадцать шесть эсминцев, семь миноносцев, три подводные лодки, три минных заградителя и другие корабли, всего сто двадцать пять единиц. Наиболее мощные береговые батареи, это: 305-мм батареи на мысе Церель и на мысе Тахкона. Ну, и еще одиннадцать тысяч якорных мин, выставленных в этом районе. А о сухопутных войсках, защищающих острова, можно сказать, только то, что они деморализованы и практически небоеспособны. Гарнизон острова состоит из мобилизованных третьей очереди, почти полностью разложившихся, и готовых, скорее сдаться, чем оказать сопротивление врагу. В лучшем случае эти части способны на организованное отступление. Подчиняющиеся Центробалту отряды матросов-большевиков конечно боеспособны, но в случае высадки десанта не смогут повлиять на ситуацию из-за своей малочисленности. Вся операция спланирована для того чтобы организовать захват со стороны суши Церельской батареи.

— Да, положение действительно серьезное, — Сталин озабоченно прошелся по комнате, — немцы могут прорваться в Рижский залив и выйти к Ревелю. А там и до Петрограда рукой подать. Товарищи, вы точно уверены в своих сведениях?

— Товарищ Сталин, — сказал я, глядя прямо в глаза будущему генералиссимусу, — мы совершенно точно осведомлены о планах германского командования. Но у нас есть твердые основания считать, что сейчас в нескольких милях западнее залива Тагалахт на острове Эзель происходят события, которые поставят жирный крест на немецких планах прорыва в Рижский залив, и их десантная операция закончится полным провалом. Германские войска и флот понесут такие значительные потери, что после этого поражения утратят наступательный потенциал, и начнут искать возможность заключить с Россией сепаратный мир.

Вы помните, что немцы уже закидывали удочки на эту тему — через фрейлину императрицы Марию Васильчикову в декабре 1915 года, и через члена Государственной думы Александра Протопопова в Стокгольме в 1916 году. За мир с Россией выступают такие влиятельные персоны в Германии, как гроссадмирал фон Тирпиц, дипломаты Ульрих Брокдорф-Рантцау и Хельмут Люциус фон Штедтен. Стать посредником в переговорах между Россией и Германией вызвался племянник вдовствующей императрицы Марии Федоровны датский король Кристиан Х.

— И какие условия мира предлагали германцы? — заинтересованно спросил у меня Сталин.

— Речь шла о территории Польши и части Прибалтики, — ответил я, — Взамен немцы предлагали России приращение ее территорий за счет… своей союзницы, Австро-Венгрии…

Сталин рассмеялся, — конечно, чужое отдавать не жалко… — потом он стал серьезным, — в общем, условия мира не такие уж тяжелые. Об этом стоит подумать. К тому же в ходе переговоров возможен торг — не так ли, товарищ Тамбовцев?

— Все зависит от обстановки на момент переговоров. — ответил я, — Если дела на фронте у немцев будут идти не очень хорошо, то можно добиться и более существенных уступок.

Сталин опять замолчал, о чем-то задумавшись. Потом он потер руками воспаленные от бессонницы глаза, и спросил, — Товарищи, как вы насчет того, чтобы сообразить выпить чаю?

— Мы совершенно не против, — ответил я за себя и Бесоева, — Честно говоря, эта ночь выдалась для нас очень бурной, и мы тоже ни минуты не спали.

Сталин взял чайник и пошел куда-то вглубь типографии. Мы с Бесоевым переглянулись. Похоже, что Коба отправился не только за кипятком. Я знал, что практически весь центр Петрограда был телефонизирован. Интересно, кому сейчас звонит Иосиф Виссарионович? Понятно, что не Ленину в Выборг. Дзержинский сейчас в Москве. Интересно, все же, кому?

Сталин вернулся минут через десять и уже не выглядел таким озабоченным. Поставив на стол большой медный чайник, он открыл в тумбочку в поисках заварки. В жестяной банке было пусто. Для верности Виссарионович поковырялся в ней пальцем, а потом развел руками, — Прошу прощения, товарищи, чаю не осталось. Весь кончился. Можно, конечно, выпить просто кипятка. У меня есть немного сахарина.

Я приоткрыл свой сундучок, и достал оттуда свой походный набор — пластиковую коробку, в которой лежали с десяток чайных пакетиков и столько же кусочков сахара. Выложив все на стол, я повернулся к Сталину, и увидел его изумленные глаза.

— Это заварка, — сказал я, показывая Сталину пакетик с желтеньким ярлычком, — надо положить его в стакан и залить кипятком. Хвостик с бумажкой оставляем снаружи. А это натуральный сахар — кладите его себе по вкусу. Для меня вполне достаточно двух кусочков.

Сталин с удивлением покрутил в руках пакетик, потом, глядя на нас, заварил чай и добавил в стакан сахар, — Как все удивительно и просто, — пробормотал он себе под нос, — никогда в жизни не видел ничего подобного.

Пока мы не спеша пили по первому стакану чая. Сталин с интересом нас разглядывал. Потом видимо сделав какие-то свои выводы, сказал,

— Товарищи, я уже почти час общаюсь с вами, но так и не смог понять, кто вы и откуда. Не могли бы вы раскрыть мне свое инкогнито?

— Иосиф Виссарионович, мы ведь уже представились вам, — ответил я, — поверьте, мы назвали вам свои настоящие имена и фамилии и род занятий. А вот ту информацию, которая вас так интересует, мы раскроем вам в самое ближайшее время. Сейчас наш рассказ может прозвучать для вас слишком невероятным. Потерпите немного. Иногда не надо спешить — вы ведь помните кавказскую пословицу: «Быстрая река до моря не добежит».

Сталин молча усмехнулся и пригладил усы. Он с удовольствием прихлебывал горячий чай, продолжая внимательно разглядывать нас. Коба явно чего-то ждал. Чего-то или кого-то? Интересно?!

Все выяснилось через несколько минут. Снова у меня в кармане запищала рация. Включив ее на прием, я услышал спокойный, немного замедленный, голос еще одного бойца из группы Бесоева — Максима Турдибекова: «Дед», я «Алтай». К дому подъехал тарантас с мотором, — в наушниках раздалось сдавленное хихиканье, — и колеса, как у велосипеда — со спицами. В авто два человека — водитель в коже, и пассажир в офицерской форме. Пассажир вышел из машины, и идет в редакцию. Нам его брать его, или как? Прием.

— Отставить… — ответил я, искоса посмотрев сначала на Бесоева, потом на Сталина, — Пусть идет, а вы еще усильте наблюдение. До связи.

— Ну, товарищ Сталин, и кого нам ждать? — спросил я, нашего гостеприимного хозяина, — С кем мы будем иметь честь познакомиться через несколько минут?